Это история хорошего пса, который очень хочет служить людям и находит своё (и не только своё) счастье. История рассказана от первого лица. Повествование начинается с первых воспоминаний главного героя. В детстве он полюбил человека, благодаря рассказам матери и заботливому хозяину. Но став взрослым, он остаётся один и впадает в депрессию. Вскоре судьба даёт ему шанс, который он не задумываясь принимает.

Здравствуйте, дорогой читатель.

Благодарю Вас за то, что обратили своё внимание на эту книгу.

Меня зовут Олег. Я родился в 1993 году в городе Липецке. Писать книги стал неожиданно для самого себя. За это я благодарен своей учительнице физики. Она заметила мой «необычный стиль», переписываясь со мной в мессенджере, и предложила мне писать рассказы. Летом 2022-го года у меня стал появляться сюжет для этой книги.

Прежде чем Вы начнёте читать эту книгу, я бы хотел попросить отнестись к ней серьёзно, а не только как к развлечению. Пожалуйста, не "глотайте" её целиком за один раз. Я не стану Вас осуждать, если Вы так поступите. Просто я постарался вложить сюда часть себя, своей души и был бы безмерно счастлив, если бы этот труд кому-то принес пользу.

Кроме прочего, я хочу сказать этой книгой, что не нужно бояться сделать ошибку, надо идти по жизненному пути не сомневаясь, с благодарностью принимая всё, что преподносит нам жизнь. Ошибки, взлёты, падения... всё это будет. Главное помнить, что делая ошибки, спотыкаясь, поднимаясь и двигаясь дальше, мы не просто приобретаем опыт и становимся сильнее, но и, что за каждым падением может последовать стремительный рост.

Пишу эту книгу в том числе как ответ, тем, кто ищет смысл в своей жизни и не находит его, отвергая или вовсе не замечая, не значительные и неважные, на первый взгляд, предпосылки, которые могут быть судьбоносными.

Не хочу хвастаться, но одна из моих рецензентов, замечательный педагог, сказала, что эта книга для чтения всей семьей вместе.

Я не мастер говорить красивые слова благодарности, но тем не менее.

1. Прежде всего, благодарю Бога за то, что направляет меня на всех путях. Что вдохновляет и поддерживает намёками по телевидению и в литературе, когда я сомневаюсь в том, что делаю.
2. Благодарю всех, кто встречался на моём жизненном пути. В особенности:

• родителей за то, что обеспечивают весь мой быт.

• редакторов, консультантов, рецензентов, вдохновителей и художников.

• брата Сергея и друга Олега за то, что всегда поддерживали меня во всех моих проектах, даже когда не верили в них.

• Брюса Уильяма Кэмерона, чьи книги вдохновляют меня. Если эта книга будет переведена на английский язык, надеюсь, что Брюс её прочитает.

• воспитателей в детском саду, учителей в школе и преподавателей в институте за то, что научили думать.

• одноклассников за то, что не издевались надо мной.

• Клайва Стейплза Льюиса за цикл книг "Хроники Нарнии" и другие труды.

• отца Константина за лекции о "Хрониках Нарнии" Клайва Льюиса.

• читателей за то, что дочитают до конца.

Памяти брата Сергея посвящаю

Иногда жизнь бьет кирпичом по голове, но не надо терять веру.

Стив Джобс

Мы находимся здесь, чтобы внести свой вклад в этот мир. А иначе зачем мы здесь?

Стив Джобс

Все образы являются вымышленными либо собирательными. Любое совпадение с конкретным человеком или собакой случайны. Места и события также являются вымышленными. Не стоит забывать и о том, что эта книга написана человеком и не следует требовать от неё описания мира полностью с точки зрения собаки. Не нужно также думать, что я слишком «очеловечиваю» собак (частый вопрос). Собаки, понятный всем образ, а книга всё равно о людях.
Желаю приятного чтения.

На свою жизнь человек смотрит в основном изнутри ее самой. Конечно, такой взгляд позволяет увидеть всю анатомию сложнейших переплетений, но часто не дает возможности понять закономерности ее развития. Для этого нужен взгляд со стороны. Появление в литературе героев-животных, как нам кажется,- это попытка «отстранения», особый литературный приём, имеющий целью вывести читателя «из автоматизма восприятия», иными словами, способ изменения точки видения.

Повествование в книге «Собачье счастье» автор доверяет псу из породы лабрадоров, чьими глазами мы смотрим на перипетии его судьбы и судьбы как таковой, а также, что немаловажно, на окружающих его людей. Что же открывается читателю с этого ракурса?

Пес-рассказчик добр и предан человеку, жизнь понимает как служение и потому ищет в ней возможность что-то изменить в лучшую сторону. Он не мудрец, но мыслящее существо, которое хочет понять, каким образом эпизоды жизни сплетаются в линию судьбы. Его рассказ о себе неспешный и довольно обыденный, изобилует, кажется, незначительными на первый взгляд, бытовыми подробностями, но неожиданно для себя читатель обнаруживает, что эта обыденность сменяется поворотными судьбоносными событиями. Они не врываются в повседневность, не переворачивают ее, не разрушают, а как будто плавно вытекают из нее, как, впрочем, и бывает в жизни реальной, и поначалу совсем не кажутся судьбоносными. Однако, переплетаясь, они образуют безупречный и законченный узор, автором которого является Создатель. Иначе никак не объяснишь, как случайные и мимолетные встречи и маленькие незначительные происшествия оказываются неслучайными и значимыми, более того, решающими. Во время пожара, на котором по стечению обстоятельств оказывается бродяга Смельчак, пес находит свое призвание, хозяев и друга. Столкновение детдомовца Родиона с двумя собаками - Смельчаком и Генрихом – спасает его от преступного пути и знакомит с добрыми людьми. Несчастный случай на воде дарит семью бездетной пожилой супружеской паре. Событие со знаком «минус» оборачивается, вопреки математической логике, но в соответствии с законом Божественной Любви, радостью и даже счастьем.

Пес-лабрадор Смельчак и его друг Генрих понимают это и побуждают читателя не отвергать жизнь, а ПРИНИМАТЬ и благодарить.

Книга дает ответ и на вопрос о том, в чем заключается счастье. Его формула проста, но, увы, многими забыта: в друзьях, в семье, взаимопомощи, взаимной поддержке, служении друг другу и вере в то, что есть Создатель, Которым управляется жизнь Его творения, как высшего, так и низшего.

В век торжества негативной информации автор книги, точнее его герой, делает еще одно важное открытие, и оно согревает душу читателя: люди есть всякие, но в основном добрые. Именно такие герои населяют повесть. Они ничем не выдающиеся, обыкновенные, неисключительные, но они «хорошие», цельные, чистые. Они, открытые и распахнутые, умеют жить ВМЕСТЕ, и в этом их главный талант – талант семейственности.

Книга «Собачье счастье» для тех, кто устал душой. Для тех, кого подкосила жизнь, сбила с ног, и кому не хочется вставать. Для тех, кто не видит связи в россыпи случайностей, кажущихся бессмысленными. Для тех, кому одиноко и кто закрылся от людей, боясь получить не помощь, а удар.

Это хорошая повесть о том, что все в мире «добро есть», если только посмотреть немножко сверху и на расстоянии и самому настроиться на добро.

Открывая книги о животных, как правило, не ожидаешь встретить в них поднятие философских и даже религиозных вопросов. Художественные произведения, посвящённые нашим братьям меньшим, безусловно, учат нас доброте, могут рассказывать о нравственном выборе. Но редко касаются фундаментальных проблем Бытия: традиционно подобного рода дилеммы — прерогатива персонажей-людей. Однако в данном случае автору удалось совместить увлекательное повествование о судьбе собаки с раскрытием таких этически сложных тем, как смысл земного существования, высшее предназначение, вера.

Читатель смотрит на развитие сюжета сквозь призму мировосприятия главного героя, которым является лабрадор Смельчак. Вместе с ним на страницах книги мы проходим сквозь множество приключений: пушистый рассказчик излагает весь свой путь от щенячества до старости. Многие мысли и чувства, посещающие его, кажется, не свойственны животным — и это добавляет книге некоторой сказочности. С другой стороны, невольно закрадывается догадка: может, мы слишком мало знаем о внутреннем мире представителей фауны, чтобы однозначно судить, на какие рассуждения они, чей язык непонятен для нас, способны?

Книга Олега Сдвижкова рассчитана на широкую аудиторию: читатели-подростки наверняка окажутся захвачены фабулой и очарованы героями-собаками, а повзрослев, хочется надеяться, ещё не раз вспомнят глубокие идеи, заложенные в произведении и требующие времени на осмысление.

Отдельно стоит отметить красивый язык изложения. Мне, как лингвисту, эта вещь кажется естественной и обязательной для художественного произведения, но, как показывает практика, не все сегодняшние авторы думают так же, и потому «Собачье счастье» выгодно выделяется среди современной прозы.

Я вздрогнул и проснулся от нежного прикосновения тёплого языка матери. Вокруг меня, возбуждённо повизгивая, толкались мои братья и сёстры. Они спешили на кормёжку. Я присоединился к их стремительному «забегу».

Насытившись, мы с энтузиазмом принялись за важные для нас дела. Мы пощипывали друг друга, знакомились, устанавливали иерархию, толкались и боролись, пробуя свои неокрепшие силы. Затем расползались в разные стороны, с любопытством обнюхивая и облизывая всё вокруг. Когда уставали, мать подходила к каждому из нас, брала заботливо за загривок и укладывала отдыхать в собачьем домике, где мы тут же засыпали.

Со временем наши игры становились всё серьёзнее. Наши глаза и уши открылись для этого удивительного мира, лапы крепли. Мы всё дальше уходили от матери, с восторгом обнюхивая, облизывая и исследуя всё вокруг, прыгали друг на друга, забирались на кочки и холмики, а затем с визгом скатывались вниз, боролись и устраивали шумные поединки. Мать внимательно наблюдала за нашими играми и урегулировала возникающие разногласия.

Однажды, во время очередных исследований, я добрался до самого края нашего «мира», оказавшегося всего лишь просторным вольером. «Конец мира» был сделан из крупноячеистой металлической сетки. Я с любопытством принюхался к ней – она была тёплая от майского солнца. Мне стало интересно. Я начал ставить передние лапы в ячейки сетки, а задними всё ближе подходить к ней. И вот я уже стоял на задних лапах, цепляясь за сетку передними.

И тут я заметил другое существо, а оно заметило меня. Оно было огромным, на массивных задних лапах это существо двинулось в мою сторону. Сердце моё упало. Я бросился прочь от него к матери, которая была для нас гарантом безопасности. Но его целью был не я, а мать. Конечно, на своих гигантских ногах существо шло быстрее, чем я бежал на своих маленьких лапках. Легко обогнав меня, оно устремилось к ней.

Скуля и дрожа от страха, я прижался к матери. Но к моему удивлению, она совершенно спокойно встретила это существо. Когда оно вошло в вольер, мать, дружелюбно завиляв хвостом, подошла к нему. Существо достало что-то из кармана и положило матери в пасть, потрепало её ласково по голове. Мать бросила на меня успокаивающий взгляд. Страх почти исчез.

Существо присело на корточки и подозвало меня. Я осторожно приблизился. Оно взяло меня своей огромной лапой, почти без шерсти, а другой достало какой-то блестящий предмет. Внимательно осмотрев меня через этот странный предмет, вызвавший тепло, заглянув мне в глаза и пасть, помяв моё тело, наконец, довольно хмыкнув, существо аккуратно поставило меня на место.

Повернувшись к матери, оно спросило непонятным для меня голосом: «Где же остальные, Эльза?»

Мать позвала всех. Когда все собрались, существо начало брать и осматривать каждого так же тщательно, как и меня.

Закончив, оно поднялось во весь свой гигантский рост. Мне показалось, что оно заслонило собой все небо. Достав плоскую коробочку, существо несколько раз ткнуло в неё одним из гибких отростков на конце передней лапы и заговорило этим странным голосом. Я ничего не понимал из его речи.

Почесав мать за ухом, оно ушло.

Мать собрала нас и начала объяснять происходящее:

‒ Это человек, ‒ сказала она. ‒ Вам не нужно их бояться.

‒ Их? ‒ спросил один из братьев. ‒ Значит, их много?

‒ Да, людей очень много, ‒ кивнула мать, ‒ есть добрые и злые. Со временем вы научитесь различать их по запаху и поведению. Запомнили, как пахнет этот человек?

‒ Да! ‒ ответили мы хором.

‒ Это запах доброго человека, ‒ продолжала мать. ‒ Такой вам не причинит вреда. Этот человек ‒ наш хозяин.

«ХО-ЗЯ-ИН», ‒ мысленно повторил я. Было в этом слове что-то тёплое и приятное.

С этого дня она начала нас учить. Я слушал её очень внимательно, стараясь запомнить всё, что она рассказывала о таинственных существах под названием "люди".

На следующий день мы вышли из нашего уютного домика, что находился в дальнем левом углу вольера. Мы играли в догонялки, прыгали, боролись, весело покусывая друг друга за уши и хвосты. Мать, расположившись в тени раскидистого дерева, следила за нашими играми и часто вставала, чтобы рассудить возникающие между нами споры.

Потом пришёл тот самый человек, что был вчера. Он принёс нам игрушки: резиновые мячики, палочки, плотные кольца и верёвочки. Это было как нельзя кстати, ведь у нас начали прорезаться молочные зубы, отчего в пасти неприятно зудело и чесалось. Мы с радостью принялись грызть, кусать и жевать новые игрушки, с наслаждением утоляя зуд.

Наигравшись вдоволь, мы устало побрели отдыхать в наш уютный домик. Видимо, мы спали довольно долго, потому что когда вышли, солнце уже стояло высоко в небе. Мать тем временем неторопливо гуляла по вольеру.

Увидев нас, она подошла, поиграла с нами, разгоняя остатки сна, и, как вчера, уселась перед нами, чтобы продолжить нашу собачью науку.

Мы узнали много нового о людях, о том насколько они умны и могущественны. Мне было очень интересно слушать. Я забыл обо всём, даже о надоедливом зуде в пасти, ловя каждое слово.

Вдруг послышался шум подъезжающего автомобиля. Автомобиль остановился и из него вылез ещё один человек. От него исходил запах других животных, каких-то химикатов и чего-то незнакомого.

‒ Здравствуйте, Григорий! ‒ обратился он к хозяину.

‒ Добрый день, Анатолий Владимирович! ‒ радушно ответил тот.

‒ Ну что, посмотрим, кто тут у нас!

‒ Шесть лабрадоров. Четыре мальчика и две девочки.

Подойдя к нам, человек присел на пенёк, поставленный хозяином, и натянул на руки тонкие резиновые перчатки. От него исходил едкий, резкий запах, от которого мы зачихали.

«Будьте здоровы!» ‒ весело сказал нам человек и потянулся к нам.

Я решительно выступил вперёд.

«Какой смельчак!» ‒ засмеялся он.

‒ Сколько им? Месяц? ‒ спросил он у хозяина, осматривая меня уже знакомым способом.

‒ Двадцать пять дней, ‒ ответил хозяин.

Осмотрев таким образом каждого из нас, человек довольно констатировал:

«Превосходные щенки! Хоть на выставку вези».

Попрощавшись, он собрался уходить, но вдруг вспомнил что-то важное:

«Ой, чуть не забыл! Через полтора месяца дайте им это, ‒ и достал из сумки флакон с прозрачной жидкостью. ‒ Это антипаразитарное средство. Инструкцию по применению я напишу в заключении. А через пару недель после этого можно будет вакцинировать».

Когда люди ушли, мать одобрительно заметила:

«Вы произвели на них отличное впечатление!»

Мы гордо и устало поплелись отдыхать в домик, а потом снова предались весёлым забавам.

После короткого, но шумного времяпрепровождения, мы вновь собрались вокруг матери на очередной урок.

Она рассказала нам, что абсолютно всё в окружающем мире создано людьми. Они очень умелые и почти всегда знают, что делать. Мы, собаки, должны быть им благодарны, преданны и стараться выполнять их волю. Но у людей есть и недостатки ‒ некоторые органы чувств у них развиты хуже, чем у нас. Например, обоняние и слух. Также им почти не доступны интуиция и предчувствие опасности.

Мне всё больше нравились люди. Конечно, мать предупреждала, что среди них встречаются и злые, но таких совсем немного по сравнению с добрыми. И их очень легко отличить друг от друга.

Ночью что-то сначала тихо, а потом всё громче забарабанило по крыше нашего домика. «Это дождь», ‒ пояснила мать. Затем раздался свист и вой. «Это ветер», ‒ добавила она. И наконец, полыхнуло и загрохотало так, что мы испуганно заскулили. «А это гром, ‒ спокойно сказала мать. ‒ Не стоит этого бояться».

Утром дождь прекратился, ветер стих, и мы вышли из своего укрытия.

Трава во дворе была мокрой, кое-где вода собралась в небольшие лужицы. Я подошел к одной лужице и увидел там другого щенка. Он повторял все мои движения, будто передразнивал меня. Я зарычал на него, но он сделал то же самое. Тогда я приготовился к прыжку, чтобы проучить этого наглеца. Он тоже приняло боевую стойку. Я уже был готов броситься в драку, как вовремя подоспела мать и остановила меня.

Она объяснила, что это я сам, моё отражение, а не кто-то чужой. После дождя так бывает.

Пришёл хозяин с большим ящиком в руках. Бурча себе под нос: «Как я сразу не подумал? Надо было сразу взять вас в дом. Хорошо ещё, что искупаться в лужах не успели» – он брал нас и сажал в ящик. Потом поднял ящик с нами на головокружительную высоту и понёс домой.

Я смотрел вниз, свесившись через край. Как быстро всё мелькало! Трава, лужи... Увидев бегущую следом мать, я радостно тявкнул ей. Она отозвалась.

«Что такое, Эльза? Не волнуйся, я просто перенесу их в более безопасное место», ‒ сказал хозяин. Но мать и так всё понимала.

Я увидел дом хозяина. Он был гораздо больше нашего собачьего домика.

Подойдя к двери, хозяин скомандовал матери: «Сидеть! Ждать!». Мать послушно уселась у порога. Хозяин открыл дверь, снял обувь и понёс нас в гостиную.

Он поставил ящик с нами на невысокий столик, а сам на минуту ушёл и вернулся с губкой и тазиком воды. Беря нас по очереди, начиная с меня (он уже заметил мою смелость и не напрасно рассчитывал, что я подам пример остальным), хозяин осторожно протирал каждого губкой. Затем ставил на пол, и мы тут же с любопытством начинали исследовать новую территорию.

Потом хозяин подошёл к двери, впустил мать и повёл её в ванную. Мы с интересом засеменили туда.

Дверь в ванную хозяин оставил открытой, и мы наблюдали, как мать вместе с ним зашли в душевую кабинку. Послышался шум воды и приятный запах шампуня. Вскоре они вышли оттуда, довольные результатом.

«Ну вот, теперь можете осмотреть здесь всё, а я принесу ваши игрушки», ‒ благодушно сказал хозяин.

Для нас начинался новый этап обучения.

Здесь было столько интересного! Очевидно, мать уже бывала в этом доме раньше. Она показывала нам комнаты, терпеливо ожидая в каждой, пока мы всё тщательно исследуем. Конечно, мы то и дело пытались пробовать всё на зуб, но подоспевала мать и говорила, что хорошие собаки так не поступают.

После долгого сна мы предались весёлым играм: катались, кувыркались, прыгали, носились по комнатам, постоянно натыкаясь друг на друга и на стены там, где не было ковров.

Затем мать призвала нас к порядку и продолжила свои уроки. Я слушал её, затаив дыхание. Она рассказывала о людях, ‒ какие они бывают, как их различать, на что обращать внимание, чтобы понять намерения человека.

Чем больше я узнавал о людях, тем сильнее хотел любить их, служить им, быть рядом с ними.

Наступило время ужина. Хозяин выставил миски с едой ‒ для щенков и взрослых собак. Поскольку мы никогда ещё не ели твёрдой пищи, мать подошла к своей миске и, подозвав нас, продемонстрировала, как нужно брать кусочки, разжёвывать и глотать. Всё поняв, мы подбежали к своим мискам и принялись за еду. Было непривычно ‒ тёрло нёбо, дёсны и язык. Но мы терпеливо справлялись с этим неудобством. Ведь хорошие собаки так и должны поступать.

Следующие несколько недель прошли без больших изменений.

Мы постоянно ходили за хозяином по пятам, вызывая его недоумение и смех. Иногда он давал нам вкуснейшие кусочки какого-то особого лакомства, отличавшегося по вкусу от привычного корма.

Мать продолжала наши уроки. Она рассказывала, что значит быть хорошей собакой, как угодить человеку, понять, чем он недоволен или огорчен, и как мы можем ему помочь.

Я с нетерпением ждал, когда вырасту. Мечтал о том, как буду служить людям.

Однажды случилось нечто странное, смысл чего даже мать не поняла. Хозяин подозвал нас всех, кроме матери, взял тот флакон, который дал ему доктор, и стал разбрызгивать на нас какую-то жидкость, встряхивая флакон над каждым. Должно быть, люди лучше знают, зачем это нужно, решили мы и терпеливо стояли под этим «душем», хотя процедура была довольно неприятной.

Затем несколько дней хозяин ничего необычного более не предпринимал.

Мы играли, носились, прыгали. Сколько интересных занятий можно найти!

При этом мы не забывали и об учёбе. Как говорила мать: «Делу ‒ время, потехе ‒ час».

Однажды хозяин начал куда-то собираться и собрать нас. Он надел на нас ошейники, прицепил поводки, и мы все вместе вышли на улицу.

Был яркий летний день. Птицы весело щебетали там и сям. Это немного мешало сосредоточиться ‒ то и дело приходилось поворачивать голову, прислушиваясь к звукам.

Мы подошли к машине. Хозяин открыл багажник, посадил туда нас, и вслед за нами запрыгнула мать. Когда хозяин сел за руль, мы тронулись.

Ехали недолго. За окном в быстро мелькали деревья, люди, столбы... Удивительное дело: мы стоим на месте, а хозяин сидит, но при этом мы движемся! Ну и выдумщики же люди! Из-под пола раздавался неравномерный шум. Когда мы приехали на место, хозяин вылез из машины, открыл багажник и взял наши поводки.

Вокруг сновали люди, ездили машины, шурша шинами и часто издавая громкие, противные звуки. В нос ударили резкие, незнакомые запахи. Мне сразу не понравилось это место ‒ совсем не то, что наш двор!

Мы вошли в огромное здание, размеры и вид которого внушали мысли о могуществе людей. Нас встретил полноватый человек с добродушным лицом. От него, помимо запахов химикатов, собак и лакомств, исходил явственный аромат доброты.

‒ Целое семейство! ‒ засмеялся он. ‒ Анатолий Владимирович рассказывал о вас.

‒ Здравствуйте, Дмитрий Иванович. Щенкам первую прививку, матери ‒ осмотр, ‒ сказал хозяин.

‒ Прошу в кабинет, ‒ пригласил нас человек.

В небольшом кабинете стояли стол и стул, на стенах висели полки с лекарствами и игрушками, в углу была раковина для мытья рук.

Вымыв руки, доктор обратился к хозяину:

‒ Анатолий Владимирович уже осматривал их, думаю, повторный осмотр не нужен?

‒ Если можно, всё же осмотрите, ‒ попросил хозяин. ‒ Лучше знать мнения нескольких специалистов.

‒ Верно, одна голова хорошо, а две ‒ лучше, ‒ улыбнулся доктор, натягивая перчатки.

«Ну кто у нас первый?» ‒ спросил он.

Я, как обычно, выступил вперёд.

‒ Какой смелый! Обычно их приходится выманивать лакомством, ‒ заметил доктор.

‒ Он у нас отважный, всегда задаёт темп остальным, ‒ отозвался хозяин.

Доктор быстро ощупывал нас своими тонкими пальцами, одобрительно бормоча себе под нос, и ставил обратно на пол.

«Полностью подтверждаю слова Анатолия Владимировича, ‒ резюмировал он, отпуская мою сестру. ‒ Пока поиграйте здесь, ‒ он положил перед нами несколько игрушек, ‒ а я всё приготовлю».

Мы с интересом принялись исследовать новые игрушки. Через некоторое время доктор вернулся со шприцом, от которого шёл резкий запах, заставивший нас чихать.

Он взял меня и сделал укол. То же проделал и с остальными.

Затем доктор объяснил хозяину правила карантина и подозвал мать, всё это время терпеливо ждавшую рядом и пристально наблюдавшую за происходящем.

‒ Мать тоже осмотреть? – спросил доктор.

‒ Да, конечно, ‒ кивнул хозяин. ‒ А вакцинировать её сразу можно?

Доктор задумался:

‒ Понимаете, сейчас у неё период кормления. А прививка может быть опасна для щенков, пока они питаются материнским молоком. Лучше сначала отучить их, а потом уже делать укол.

‒ Ясно, спасибо за разъяснение, ‒ поблагодарил хозяин.

Пока доктор осматривал нашу маму, мы с братьями и сёстрами тихонько переговаривались, обсуждая впечатления от поездки.

‒ Вот и хорошо, мама тоже абсолютно здорова! ‒ удовлетворенно сказал доктор. ‒ У вас прекрасные собаки, замечательные экземпляры породы.

‒ Большое спасибо, Дмитрий Иванович! ‒ искренне поблагодарил хозяин.

Через полчаса мы уже были дома. Уставшие после насыщенного дня, мы пошли в свой уголок, где тут же погрузились в глубокий сон.

Начались дни двухнедельного карантина.

Мать продолжала рассказывать нам о людях, а мы, выполняя практическое задание, следовали за хозяином, приглядываясь к нему. Часто мы тайком наблюдали за ним из нашего «укрытия» за диваном, стараясь незаметно, как нам казалось, перебегать от одного укрытия к другому ‒ за цветочный горшок, за шкаф... Конечно, хозяин всё замечал, но не разрушал нашу игру, занимаясь своими делами и делая вид, будто не видит наших хитростей.

По вечерам он садился на диван, подзывал нас и теребил за уши, расчёсывал шерсть. Я очень полюбил хозяина. Его сухие, шершавые ладони приятно щекотали язык, когда я их лизал. Его морщинистое лицо с мудрыми глазами, от которых не укроется ни одна мелочь. Они смотрели как бы в глубину, докапываясь до самой сущности. От его взгляда по моей коже бегали мурашки. Я любил заглядывать ему в глаза и задерживать взгляд на две-три секунды. От этого моё сердце начинало биться чаще, в груди что-то падало в живот, вызывая восторг.

Затем он включал телевизор, и мы все вместе смотрели движущиеся картинки. Хозяин любил смотреть канал, где часто показывали наших родственников. Мы в это время восторженно тявкали. Тогда хозяин брал одного из нас на руки, а остальные подбирались ближе к его ногам. От него приятно пахло молоком. Жизнь была полной радости, и, казалось, ничто не могло её омрачить.

Мне не терпелось пообщаться сразу с несколькими людьми. И моё желание скоро исполнилось. Когда закончился карантин, хозяин стал водить нас в собачью школу, и начался третий этап обучения уже с людьми. Они учили нас выполнять команды, давая вкусные кусочки каждый раз, когда мы всё делали правильно.

Очевидно, мать тоже когда-то была воспитанницей этой школы. Люди подходили к ней, здоровались, она подавала лапу. Люди спрашивали у хозяина о чём-то, смеялись.

Я полюбил собачью школу, внимательно следил за каждым движением преподавателей, вглядывался в их лица, пытаясь угадать намерения. Братья и сёстры старались не отставать, но всё же я был отличником.

Учителя радовались таким прилежным ученикам и награждали нас ласками и играми после хорошо проделанной работы.

Время в школе шло быстро. Занятия становились всё сложнее и интереснее. Они проходили уже не в помещении, где нас учили простым командам, а во дворе. Здесь можно было попрыгать, побегать, полазать.

Во дворе школы нас учили ползать, сначала просто так, потом под препятствиями, а еще перепрыгивать через них и запрыгивать на них.

Потом нас учили ходить по балкам, лестницам.

Естественно, мы пытались всё это повторять дома. Прыгали на диван, стулья, столы, роняя вещи. В общем, устраивали беспорядок. Хозяину пришлось оборудовать нам спортзал в нашем вольере и сделать собачью дверцу, чтобы мы могли свободно ходить туда-сюда, не вызывая его.

Я любил забираться на крышу нашего собачьего домика по лестнице, установленной хозяином. Оттуда открывался хороший вид на весь двор.

Следующие два дня в школе мы изучали команды "апорт" и "ищи". Один из инструкторов прятался где-нибудь, второй командовал: "Ищи!". А когда прятали какой-нибудь предмет или бросали его подальше, командовали "Апорт!".

Дома мы искали хозяина повсюду: на чердаке, в спальне, в сарае. Потом он выходил на улицу, кидал палку далеко-далеко, и мы с радостью выполняли команду "Апорт!".

Когда мы изучали "Бери и тащи", мы стянули во двор всё, что могли унести. Тогда мать говорила нам, что нужно навести порядок, и мы тащили всё обратно. Иногда приходил хозяин и наблюдал за нами, сидя на невысоком бревне, которое соорудил для наших тренировок. Изредка он подходил и объяснял, что можно оставить, а что нужно вернуть на место.

Как и обещала мать, благодаря нашей наблюдательности и прилежанию, мы вскоре хорошо изучили людей, их реакции на то или иное событие, научились определять, когда они довольны, а когда нет.

Наконец настал торжественный момент выпускного. Нас посадили в ряд, стали выдавать дипломы и вешать нам медали на ошейники. Затем мы давали лапу, а хозяин фотографировал.

По этому поводу хозяин устроил нам пир. Он принёс нам вкуснейшего и нежнейшего мяса. После отдыха хозяин устроил нам дискотеку в нашем вольере. Мы бегали, прыгали, веселились до изнеможения. А шуму-то было!

Но, как всегда бывает, белая полоса жизни сменяется серой, а за ней приходит чёрная…

Наступила осень. Дни становились всё холоднее. Подул северный ветер, словно предвещая перемены. Листья на деревьях начали менять свой наряд, превращаясь из зелёных в багрово-красные и золотисто-коричневые. Жаль, что мы, собаки, не видим такого разнообразия красок, как люди. Зато мы различаем гораздо больше оттенков серого и сине-фиолетового цветов. Это тоже очень красиво.

Задумчивый хозяин уныло собирал во дворе граблями опадающие листья, которые ветер гнал к нам во двор с соседних деревьев. Он сгребал их в небольшие кучки. Мы же, охваченные радостным возбуждением от этого неведомого зрелища, с разбегу прыгали в эти кучи листьев, разворашивая их. Хозяин молча подходил к разворошенным кучкам и снова аккуратно собирал листья.

Прежде чем мы успели натворить ещё что-нибудь, из дома вышла мать и объяснила нам, что нельзя разрушать то, что сделал человек.

Тем временем хозяин привез тачку и начал собирать в неё листья. Я отошёл от своих братьев и сестёр и запрыгнул в тачку.

«Хочешь покататься? ‒ наконец заговорил хозяин каким-то подавленным голосом. ‒ Ну, поехали».

Он взялся за ручки тачки и повёз меня. Не могу сказать, что это было веселее, чем на своих четырёх лапах. Когда мы подъехали к большой квадратной яме, расположенной в конце улицы, я выпрыгнул из тачки. Хозяин высыпал листья в яму, и мы двинулись обратно.

Я радостно приветствовал всех вокруг и слышал ответные приветствия.

Но меня беспокоило настроение хозяина. Я чувствовал, что его что-то тревожит, хотя пока ещё не знал, что именно.

Похоже, остальные тоже заметили перемены в его поведении. Когда мы с хозяином вернулись, они находились в некотором смятении. Мать собрала нас у нашего собачьего домика, чтобы обсудить, как помочь хозяину.

После недолгих обсуждений было решено окружить его заботой и лаской, когда он вечером сядет на диван. Мы будем класть ему свои головы на колени и грудь, смотреть в глаза, стараясь выразить свою любовь. Также решили вести себя тихо и быть максимально послушными.

Так мы и сделали. Когда уставший хозяин сел на диван, я запрыгнул к нему и положил голову ему на грудь, мать положила голову ему на колени, с любовью и благодарностью глядя в его глаза, остальные расположились у его ног.

Он сидел, погруженный в раздумья, и машинально почёсывал меня за ухом. Затем, приняв какое-то решение, глубоко вздохнул, взял пульт и включил наш любимый телеканал. Так мы просидели до позднего вечера.

Выключив телевизор, хозяин начал вставать. Я соскочил с дивана, и мы все вместе поднялись на второй этаж, в его спальню.

Пожелав хозяину спокойной ночи, мы вернулись вниз, гадая, что же он задумал. Мы устроились на ночлег в гостиной, ожидая утра и надеясь, что завтрашний день принесёт перемены к лучшему.

В следующие несколько дней мы узнали, что решил хозяин, и как нелегко далось ему это решение.

С утра он садился и включал странные, гудящие коробки, недолго играя на них. Затем разговаривал по телефону, и ненадолго уходил из дома.

Через пару дней он особенно тщательно выкупал нас, надел ошейники с нашими школьными медалями и тихо приговаривал: «Я не хочу, не хочу этого делать, но так будет лучше. Я уже немолод и одинок. А вам нужна молодая, полная сил семья».

Стали приходить незнакомые люди. Они спрашивали у хозяина, профессиональный ли он заводчик и кто наш отец.

На что хозяин отвечал:

«Я взял собаку у частного заводчика, которого хорошо знаю, чтобы скрасить своё одиночество. Он отлично воспитывает собак. Когда она подросла и появилась потребность стать матерью, я отвёз её к тому же заводчику, и он подобрал отца. Через два месяца появились эти чудесные щенки. Мать хорошо занималась с ними. Со щенками нет никаких проблем. Но я, как видите, уже немолод. Им нужна молодая, полноценная семья. Все документы в порядке, они окончили школу с медалями».

С этими словами он доставал наши документы из ящика стола. Гости изучали их и уводили по очереди моих братьев и сестёр, предварительно дав им попрощаться с матерью и получить от неё последние наставления. Хозяин отпустил всех, кроме меня.

Меня хозяин оставил. «Одна собака хорошо, а две лучше», ‒ едва слышно пробормотал он.

Когда мы остались втроем, хозяин сказал: «Ну что ж, Смельчак, теперь у меня только вы с Эльзой. Завтра закажем тебе жетон с именем».

На следующий день хозяин взял меня в город. Мы вышли из дома и направились к его белому универсалу. Для меня была открыта передняя пассажирская дверь ‒ большая честь для любой собаки! Я не сразу поверил своему счастью и медлил, решив, что хозяин хочет достать что-то из бардачка. Но он терпеливо ждал, пока я запрыгну на сиденье. Радостно поблагодарив его, я вскочил в машину. Он пристегнул меня ремнем безопасности и закрыл дверь. Обойдя машину спереди, сам сел за руль.

Когда мы подъехали к небольшому магазинчику, хозяин заглушил мотор и отстегнул наши ремни. Затем он вышел, обошёл машину и открыл мою дверь. Достав короткий поводок, он прицепил его к моему ошейнику. На улице было ветрено и моросил дождик.

Войдя в магазинчик, мне захотелось встряхнуться, но я знал, что людям не нравится, когда мы делаем так в помещении.

«Здравствуйте!» ‒ сказал хозяин.

Я тоже поздоровался.

‒ Здравствуйте, ‒ коротко ответил человек, на секунду подняв глаза от своей работы.

‒ Нам нужен медальон с именем для этого красавца, ‒ указал хозяин на меня.

‒ Да, были у меня вчера два таких красавца, сделали мне заказы, ‒ ответил мастер. ‒ Могу показать работу, ‒ он продемонстрировал то, над чем трудился. ‒ Так что придется подождать несколько дней.

Это был медальон ромбовидной формы, синего цвета. На нем золотыми буквами было выгравировано имя: Грета.

«Нравится?» ‒ спросил хозяин у меня.

Я одобрительно завилял хвостом.

‒ Отлично, ‒ сказал хозяин. ‒ Нам такой же. Напишите имя Смельчак и мои контактные данные на обратной стороне.

‒ Будет сделано! Пришлю вам по почте, ‒ ответил мастер.

‒ Спасибо. Всего хорошего! ‒ мы направились к выходу.

Дождь усилился. Мы быстро побежали к машине.

Когда мы вернулись домой, к нам подошла мать. «Всё в порядке, Эльза?» ‒ спросил хозяин, дружески похлопав её по боку.

Через некоторое время мы с хозяином, чистые и свежие, вышли из ванной. Он поднялся к себе на второй этаж, а мы с матерью устроились в нашем уголке, и я рассказал ей о своём путешествии в город.

Наступили прохладные осенние дни. Из низко нависшего свинцового неба то начинался, то заканчивался мелкий моросящий дождик. Хозяин стал задумчивым и медлительным. Иногда он тяжело опускался на диван и уходил в раздумья. Мы с матерью чувствовали, что его снова тяготит что-то, и старались помочь ему.

Но вот однажды небо прояснилось, тучи разошлись, и полился мягкий золотистый свет. Хозяин тоже немного приободрился. К тому же пришел почтальон с небольшой коробочкой. Хозяин расписался на его бумажке и закрыл дверь.

Быстро вскрыв коробку, он достал оттуда красивый медальон с выгравированным моим именем. Достав из ящика стола похожий медальон матери, он прицепил их к нашим ошейникам. Затем, посадив нас рядом, достал фотоаппарат, и сказав: «Улыбочку», нажал на кнопку.

После фотосессии он снял с нас ошейники и убрал их обратно в ящик стола.

Но радость была недолгой. Следующие дни снова выдались мрачными. Погода испортилась. Хозяин всё глубже погружался в тяжёлые думы. Мы с матерью чувствовали своё бессилие отвлечь его от них. И вот я уловил зловещий, отвратительный запах смерти.

Неделю мы боролись за жизнь хозяина. Но что мы могли!? Класть ему на грудь свои головы, когда он уже не садился, а ложился на диван? Быть рядом, когда он медленно и неуклюже передвигался по дому, готовые принять удар на себя, смягчить падение?

Он говорил, что всё в порядке, это обычная осенняя хандра, что скоро всё пройдёт. Но мы-то чувствовали, что это закончится плачевно. Наверное, он и сам это понимал, но не хотел показывать слабость даже перед нами.

И вот однажды, лёжа на диване, он подозвал нас и начал невнятно что-то бормотать. «Позови на помощь!» ‒ сказала мне мать.

Я выскочил на улицу через собачью дверцу. К счастью, соседи были во дворе и сразу поняли, что я хочу.

«Это собака дяди Гриши, ‒ сказал мальчик отцу. ‒ Кажется, что-то случилось».

И они побежали за мной. Добежав до дома, я нырнул в собачью дверь.

– Тут собачья дверь, ‒ сказал мужчина.‒ Юра, ты сможешь пролезть и открыть дверь?

‒ Да, ‒ уже протискиваясь, ответил мальчик.

От волнения у него дрожали руки. Он не сразу справился с замком. Когда дверь была открыта, мужчина ворвался в дом.

Положив руку на шею хозяина, он крикнул:

‒ Звони в скорую. У него слабый пульс.

‒ Уже звоню, пап, ‒ отозвался Юрий.

Мы чувствовали, как из хозяина медленно уходит жизнь.

Скорая приехала быстро, но было уже поздно.

Нас сразу увели, в доме остались только врачи, тщетно пытавшиеся вернуть хозяина к жизни.

Когда стало ясно, что всё кончено, и бездыханное тело вывезли из дома, мы подошли проститься. Мы встали на задние лапы, опершись передними о край каталки.

Лицо хозяина, казалось, помолодело, оно было спокойным, с лёгкой улыбкой на губах. Мы в последний раз лизнули его руку и отпустили.

Когда всё утихло, врачи уехали, а хозяина увезли, соседи стали решать, что делать с нами. Все по разным причинам отказались брать нас к себе. Было решено на следующее утро отвезти нас в городской приют для животных.

Мы переночевали в своём домике во дворе.

Утром выяснилось, что у хозяина есть сын. Он приехал днём и решил сам отвезти нас в приют. По запаху мы поняли, что этот человек не очень любит собак. Но от него исходил отчётливый запах хозяина. И мы доверились ему.

Он посадил нас на заднее сиденье и повёз по незнакомой дороге. Мы подъехали к зданию, от которого пахло множеством собак. Это и был приют.

Там было, чем заняться. Но безразличное отношение людей, от которых вообще ничего хорошего не чувствовалось, отсутствие свободы, жизнь по расписанию…

В общем, вскоре мы сбежали, когда нас вывели на выгул.

Смерть хозяина, конечно, опечалила нас. Но вскоре мне предстояло пережить ещё большее горе…

Так мы очутились на улице. Мы не были приспособлены к такой жизни и вынуждены были постигать науку выживания на практике. Поначалу было очень непросто. Мы пытались добывать пищу, охотясь на мелких животных, но у нас мало что получалось ‒ наш серебристый окрас выдавал наше приближение на фоне жёлтых и багровых листьев, да и движения наши были неумелыми.

Поняв, что так мы не сможем так прокормиться, мы стали просить еду у людей. Так стало немного легче. Лишь изредка попадались злые люди, которые гнали нас, угрожая ударить.

Тем не менее, мы продолжали тренироваться в охоте, чтобы не зависеть от подачек. С каждым днём получалось всё лучше. На помощь пришла и сама природа ‒ с неба медленно падали крупные хлопья снега, которые так весело ловить языком! Постепенно снег окрасил землю в цвет нашей шерсти, и охотиться стало намного проще. Мы прекратили попрошайничество.

Иногда, забыв о заботах, мы устраивали игры и возню, кувыркаясь в сугробах.

Мы нашли довольно уютное место для ночлега под мостом, где проходила большая труба с горячей водой. Благодаря этому там было сухо и тепло.

Вскоре мы присоединилась к стае ‒ почти все дворняги, но были и породистые, как мы с матерью, ‒ спаниель, бигль и наш золотистый собрат. Они показали нам новые способы охоты и места, где можно согреться и получить что-нибудь вкусненькое. Также мы пригласили их к себе на ночлег, если кому-то негде будет ночевать.

По вечерам мы устраивали бои. Как оказалось, я был одним из слабейших в стае. Сначала я мог одолеть только спаниеля и иногда золотистого. Дворняги были слишком проворны для меня. Мать предпочитала не участвовать в поединках, наблюдая со стороны или уходя на охоту, чтобы добыть завтрак.

Так прошло ещё несколько недель.

Я быстро набирался силы и ловкости. Теперь я мог одолеть уже двух-трёх дворняг, спаниеля и золотистого ретривера побеждал регулярно.

Жизнь вошла в новое русло, и казалось, что так будет продолжаться очень долго. Но вскоре меня ждало новое испытание...

Моё детство оборвалось в одно мгновение.

Как обычно, утром мы с матерью шли от нашего нового "дома" к месту встречи нашей стаи, чтобы обсудить планы на день. Наш путь лежал через автомобильную дорогу, сильно обледеневшую.

Я шёл впереди, мать на некотором расстоянии позади. Благополучно перейдя дорогу, я обернулся посмотреть, где же она. Что было дальше, помню смутно. Всё случилось очень быстро. Большой фургон, появившийся будто из ниоткуда, резко начал тормозить. Но он не успел: на обледеневшей дороге машина плохо останавливается. Словно из-под воды я услышал визг тормозов, хлопок, визг матери. Скуля и плача, я опрометью кинулся к ней. Она лежала, на боку, голова странно подвернулась. Она была ещё живая. Но через минуту её дыхание прервалось.

Кажется, подошёл человек, который был за рулём. Он что-то говорил, вроде бы извиняясь за случившееся. А, может, это просто игра моего потрясённого сознания...

Не знаю, сколько времени прошло с того страшного момента, что я ел, где спал, да и вообще ел ли и спал ли… Я бесцельно бродил по каким-то улицам, какие-то назойливые люди приставали ко мне, сюсюкали, глупо улыбаясь. Кажется, я даже несколько раз зарычал на особо надоедливых людей, за что подвергался гонениям и получал прозвище «плохая собака». Но мне было всё равно, как меня называют люди, только бы они не лезли в мою душу, не мешали переживать мое горе, не способные понять ни первого, ни второго.

Я постоянно прокручивал в голове те страшные мгновения. Единственное, что поддерживало меня ‒ это голос сердца. Оно говорило, что не случайно я шёл впереди, а не рядом с матерью. Что у меня есть важное предназначение, ради которого я остался в этом мире. Разум вторил сердцу: «Не стоит жить прошлым, это уже случилось, и ты не можешь вернуться назад. Смотри на то, что у тебя сейчас под лапами, куда ведет тропинка. Не вешай хвост и держи нос по ветру».

«Да, вы правы, друзья мои!», ‒ согласился я с ними.

«Тебе многое дано, ‒ продолжали мои внутренние собеседники. ‒ На тебя возложена особая миссия. Помни это».

Мне показалось, что последнюю фразу произнес голос матери. Я радостно взвизгнул и… проснулся. Оказалось, я незаметно для себя заснул в своем печальном полубреду, забредя на гору. Я лежал на небольшой разворотной площадке для редко проезжающих машин. Солнце быстро клонилось к закату. Разум прояснился.

Я решил заночевать здесь же. Это было замечательное место. Отсюда открывался восхитительный вид на город. Полнолуние и чистое звёздное небо придавали пейзажу торжественности и величия. В довершение ко всему вокруг серебрился снег, делая меня почти невидимым на его фоне. Меня переполняли чувства, которые я выразил в протяжном вое, отдавая честь предкам. Мне отвечали голоса, звучащие будто из глубины веков ‒ громкие и низкие, тихие и высокие.

В восторженных чувствах я лёг, глядя на город внизу, на суетящихся людей‒ муравьишек, не осознающих своего одиночества. Важно спешащих, смутно себе представляющих, куда и зачем. Город словно взывал о помощи, и я услышал этот призыв.

С этими мыслями я заснул крепким сном без сновидений.

Проснувшись рано утром, поприветствовав новый день и бодро сбежав с горы, я начал готовиться к встрече со своей судьбой.

Для начала нужно было привести свой внешний вид в порядок. Грязная, всклокоченная шерсть никому бы не понравилась. Особенно судьбе: эта дама не любит нерях.

С грязью я справился, повалявшись в снегу. Подойдя к толстому и корявому дереву, я начал тереться об него. Это заменило мне расчёску.

Мои старания не прошли даром, и я стал похож на приличного пса.

Затем настала пора подкрепиться. Удачно поохотившись на пару полёвок, я утолил голод. Мокрая шерсть высохла на солнце. Жажду я утолил снегом.

Итак, имея опрятный вид и запас энергии, я был готов отправиться навстречу своей судьбе.

Хозяин любил читать вслух книги о собаках. Мы с интересом слушали.

Старик Энцо часто повторял две фразы: «То, что ты проявляешь, находится впереди тебя» и «Машина едет туда, куда ты смотришь».

Что ж, старина Энцо, посмотрим, поможет ли это и мне.

Весь день прошёл в гаданиях, что же мне делать дальше.

Я шёл, глядя по сторонам и не предполагая, где же я могу найти себе применение, как могу быть полезным. Всё казалось безмятежно спокойным.

Под вечер я добрался до города.

Судьба же не заставила себя ждать, явившись неожиданным образом.

Когда я проходил мимо одного из домов в поисках места для ночлега, раздался взрыв. Показались всполохи огня, отбрасывавшие зловещие отблески на искристый снег.

Первые несколько мгновений я был сбит с толку. Забегали и засуетились люди, завыли сирены пожарных машин. Я почувствовал страх, боль и отчаяние людей, находящихся в доме. Ринувшись к этому дому и не помня себя от возбуждения, я начал лаять до хрипоты. Когда пожарные сделали своё дело и огонь был потушен, я вдруг стал центром их внимания. Молодые люди, их было четверо, собрались вокруг меня.

‒ Здравствуй, пёсик, ‒ присел ко мне один из них, протягивая ко мне руку. ‒ Хочешь работать с нами?

‒ Не укусит? ‒ встревоженно спросил, стоящий слева.

‒ Нет, ты что, Николай, – ответил тот.‒ Лабрадоры не агрессивны и очень умны. Зачем же он будет кусаться?

Я лизнул руку, пахнувшую дымом, и два раза чихнул.

‒ Видишь?

‒ Добрый пёс, ‒ сказал Николай, почесав меня за ухом. ‒ Только что же мы с ним делать будем, Максим?

‒ Похоже, он домашний, ‒ заметил Максим, ‒ но у него нет ошейника. Как думаешь, Пётр, они поладят с Генрихом? ‒ спросил Максим, обернувшись через плечо, не переставая чесать меня.

‒ В тесноте, да не в обиде, ‒ пожал плечами Пётр.

Я чувствовал, что устами этих парней говорит моя судьба и сидел тихо, не смея ей помешать.

‒ Поживёт у нас, пока мы не найдём его хозяина, ‒ вынес вердикт Максим.

‒ Илья, у тебя принтер работает? ‒ спросил Максим.

‒ Да, а что? ‒ не понял Илья.

‒ Мы дадим объявление в интернете, а ты распечатай несколько листов, ‒ объяснил Максим. ‒ Текст отправим тебе по электронной почте.

«Радоваться рано, но, по-моему, всё складывается лучшим образом», ‒ подумал я.

‒ Займёмся этим после смены, ‒ подытожил Максим.

Все начали меня дружески трепать и похлопывать, повели к своей огромной машине.

Время уже перевалило за полночь. Луна и звёзды были свидетелями решения моей участи, осеняя нас благословляющим светом.

Только одно беспокоило меня теперь. Удручающий вид дома, из которого кое-где ещё шёл дым, заставлял сжиматься жалостью моё сердце.

Я всё думал о пострадавших там людях.

Через несколько минут мои горькие думы о судьбе жителей злополучного дома были прерваны: машина затормозила, мы подъехали к пожарному депо. Когда водитель открыл дверь, к нам начали подходить пожарные.

– Что у вас? – спросил один из них.

– Взрыв бытового газа, – ответил Максим.

– Пострадавшие есть?

– Да. В доме было пять человек. Двое родителей и старший ребёнок получили ожоги, врачи говорят, что их жизням ничто не угрожает. Ещё двое детей спали в детской на втором этаже в другом крыле дома. Они отделались испугом. А вот дом разворотило порядочно.

– А это кто? – спросил собеседник Максима, кивком головы указав на меня.

Я соскочил со своего места за водителем и подошёл поздороваться. Собеседником Максима, широкоплечего, высокого парня лет двадцати пяти, был лысоватый человек средних лет.

– Прибежал к нам, когда мы приехали на место, – отвечал Максим, – пёс, похоже, домашний. Поживёт у нас с Петром в квартире, пока мы не найдём ему хозяина. Думаю, Генрих не будет против.

– Да, Генрих к новичкам относится серьёзно, – ответил лысоватый человек. – Ну, удачи вам, – потрепал он меня по макушке.

Мы двинулись дальше. Зашли во двор, оборудованный, подобно двору в нашей школе. По правой стороне двора стоял вольер.

Там и был Генрих, имя которого я уже не раз слышал в течение последнего часа. Он был псом породы немецкая овчарка, старше меня года на полтора. Он спал. При моём появлении он открыл один глаз на несколько секунд, будто оценивая меня, затем открыл второй, встал, встряхнулся и пошёл ко мне, рыча.

Я в ответ припал на передние лапы.

– А ты не из робких, – сказал он мне. – Я такой тест со всеми новенькими провожу: если они отступают, ничего из них не выйдет.

– Спасибо. Но насчёт новенького я пока не уверен.

– Почему?

Я рассказал ему о своих скитаниях, начиная со смерти хозяина до сего дня. Генрих слушал не перебивая.

«…теперь они хотят искать моего хозяина», – закончил я рассказ.

– Так он же умер.

– Но как им сказать?

– Это проблема, – сказал Генрих, подумав несколько секунд. – Надо ждать, люди что-нибудь придумают.

– Да, Максим сказал, что мы будем жить вместе, пока они не найдут моего хозяина…

– … а так как они его не найдут, – продолжил Генрих, – то мы будем напарниками.

– Напарниками?

– Да, наверняка они захотят тебя проверить на пригодность к нашей работе, когда поймут, что поиски тщетны, – ответил Генрих. – Ну а раз мы будем жить вместе, я покажу и расскажу тебе основы нашей работы, пока они будут заняты поиском.

– Кстати, тебя как зовут? – вдруг вспомнил Генрих.

– Смельчак.

– Здорово! Нам такие нужны. Но на тебе нет ошейника.

– Хозяин снял его.

– Это скверно, – нахмурился Генрих.

Тут темноту прорезал первый луч солнца. Где-то вдалеке закричал петух.

– Расскажи мне свою историю, Генрих, – попросил я.

– Да что рассказывать? – замялся Генрих. Как немец, он не любил рассказывать о себе. – Как-нибудь в другой раз. К тому же смена заканчивается, за нами скоро придут.

Вскоре за нами действительно пришли Пётр и Максим.

– Подружились уже? – удивился Максим.

– Я же говорил, – отозвался Пётр, – Генрих – парень умный, серьёзный. Видимо, наш безымянный друг ему понравился.

Они открыли вольер, и мы вышли наружу.

– Смотри, что я сейчас сделаю со своим хозяином и повтори это со своим, – шепнул мне Генрих. – Они это любят.

Как только Генрих оказался рядом с Петром, он встал на задние лапы, упершись передними ему в плечи и лизнув в нос. Я повторил его трюк с Максимом.

– Ловко! – похвалил меня Генрих.

– Это легко.

– Тебя раньше тренировали?

‒ Да, я окончил школу со своими братьями и сёстрами. Мы все получили медали. Интересно, где теперь мои братья и сёстры?..

– А что стало с твоими братьями и сестрами? – полюбопытствовал Генрих.

‒ Хозяин раздал их другим людям незадолго до того, как покинул этот мир. Что было дальше, ты уже знаешь. А теперь твоя очередь рассказывать историю, – напомнил я Генриху о его обещании.

Он немного помедлил, словно восстанавливая из осколков историю, которую стремился забыть. Наконец, глубоко вздохнув, начал свой рассказ:

«Нас было пятеро. Родились мы зимой в какой-то большой картонной коробке. Росли, играли, озорничали, конечно, как же без этого. Но были и заботы. Еду мы искали на свалках и на задних дворах магазинов, когда её выбрасывали.

Так продолжалось до лета. Потом приехала служба отлова. Всех нас отвезли в какое-то мрачное место и начали одному за другим делать уколы, после которых мои братья и сестры падали и больше не поднимались. Меня держал молодой, неопытный практикант. Мать успела мне сказать: «Беги!». Я сильно укусил практиканта и не помню как выбрался оттуда, убежав подальше от того страшного места».

Я слушал, сочувственно опустив голову и хвост.

– Прости, – тихо сказал я, когда он закончил.

‒ Не стоит меня жалеть, ‒ проворчал Генрих в ответ.

В его памяти всплыли обрывки давно увиденного мультфильма . Он вспомнил, как почувствовал от Петра волну сожаления и какой-то решимости. Белокурая девушка на экране бежала от кого-то, строила ледяные сооружения с помощью какой-то магии и пела. Он не понимал этих слов, но чувствовал, как они тронули сердце Петра. Его лицо выражало уверенность и спокойствие, а рука, гладившая Генриха по шерсти, вдруг дрогнула, и Генрих понял, что речь идёт о том, что не нужно жалеть о прошлом, его не исправишь, надо жить настоящим и думать о будущем.

– У меня теперь есть заботливый хозяин, и каждый новый день ведёт меня вперёд по жизни, – сказал Генрих.

Он ободряюще лизнул меня в нос и добавил:

– Конечно, воспоминания порой тяготят. Но важно помнить – чем дольше цепляешься за прошлое, тем сложнее двигаться в будущее.

Мудрые слова моего нового друга запали мне в душу.

Мы шли рядом, погруженные каждый в свои мысли, и не заметили, как подошли к небольшому дому.

Квартирка, где обитали Пётр, Максим и Генрих, была крошечной – маленькая квадратная прихожая, всего три собачьих шага и две чуть более просторные комнаты. Трудно представить, как здесь умещаются двое парней, с собакой, а теперь с двумя.

Немного спасал положение большой задний двор, где, стояло несколько лавок, поскольку в доме жили, кроме нас, одни старики.

Сам дом был очень старый, в три этажа, по четыре квартирки на каждом этаже. Наша была на первом, вторая справа от «парадного» входа.

Так мы прожили ещё неделю. Генрих учил меня премудростям его работы. В перерывах между его рассказами мы устраивали поединки.

Естественно, я был намного слабее Генриха, но быстрее и изворотливее его. Я быстро учился. Если в начале недели, с момента начала боя до момента, когда он клал меня на лопатки, проходило несколько секунд, то к концу недели это время увеличилось до нескольких минут.

Работа Генриха, а в скором времени и моя заключалась в поиске людей в случае обрушений зданий во время пожара, что, к счастью, случалось довольно редко.

Парни предпринимали безуспешные попытки найти моего хозяина в перерывах между службой.

‒ Жаль будет разлучать их с Генрихом. Смотри, как они сдружились, ‒ сказал однажды Максим, наблюдая из окна за нашими забавами.

‒ Подождём ещё несколько дней. Если хозяин не найдётся... ‒ ответил Пётр.

‒ Да уже нашёлся бы. Что-то тут не так. Пёс чистый, ухоженный.

‒ Прибежал к нам откуда ни возьмись, ‒ добавил Пётр.

‒ Странно всё это.

‒ Думали, из того дома. Так нет же! И ошейника у него нет.

‒ Значит, либо с хозяином что-то случилось, либо пес убежал, ‒ подвёл итог Максим.

Они продолжали гадать, что же со мной приключилось - то ли хозяин погиб, то ли я сбежал. Я же молча наблюдал за их безуспешными попытками, не в силах объяснить им правду.

Вечером того же дня мы с Генрихом сидели во дворе рядом. Он, по своему обыкновению, тщательно вылизывал шерсть на лапах.

‒ Знаешь, а ведь я буду скучать, если хозяева решат отдать тебя в приют, ‒ неожиданно сказал он, прервав занятие.

‒ Нет. В приют я не вернусь. Я сбегу и найду свою стаю, если они так решат, ‒ уверенно ответил я.

‒ Да, я ведь тоже знаю, что такое приют. Когда я, прибежав в этот город, гонимый страхом и жгучей болью от того, что злые люди отняли у меня семью, упал где-то от усталости и сразу крепко уснул, меня разбудил громкий гомон ловцов бездомных собак.

Не успел я опомниться, как мне накинули петлю на шею. Я думал, что мне уже не вырваться из удушающих объятий смерти, Но, видимо, здесь к бродягам относятся не так строго и меня поместили в приют…

‒ … где царят безразличие и холодность, ‒ закончил я. ‒ И поэтому ты сбежал оттуда.

‒ Точно.

‒ Ох, Генрих, какой же ты…

‒ Я такой каким, делает меня жизнь, ‒ оборвал меня Генрих. ‒ Как и все мы. Здесь нет нашей заслуги.

Как следовало ожидать, следующие три дня поисков не дали результата.

В это время мы с Генрихом тренировали выносливость, устраивая долгие поединки вполсилы на потеху старикам, выходившим погреться под лучами солнца, которое вот уже несколько дней робко ласкало мёрзлую землю. Ясное солнце и морозный воздух… Они создавали удивительную атмосферу, которую невозможно передать.

Поняв, что все попытки найти моего хозяина тщетны, мои спасители решили оставить меня себе. Первым делом они повезли меня к ветеринару. У Максима был мотоцикл, к которому можно было прикрутить коляску, но не было самой коляски. Она была у добродушного старичка с третьего этажа. У него всегда что-то было для нас с Генрихом.

«Бери хоть насовсем, – сказал он. – Какой в ней прок, если мотоцикла нет?»

Максим прикрутил это приспособление к своему мотоциклу, посадил меня в него, надел шлем, который болтался на моей голове и то и дело норовил соскочить. По сути, это был обычный армейский котелок. Пришлось Максиму найти верёвку и привязать шлем, завязав концы у меня под подбородком. Зрелище это было, видимо, очень комичное: за нами весело наблюдали все жители нашего дома, и даже Генрих, всегда суровый на вид, улыбнулся.

Затем, надев свой красивый, блестящий шлем и усевшись на мотоцикл, Максим завёл мотор. Двигатель оглушительно взревел. Я завыл от неожиданности и резкой боли в ушах.

«Прости, дружище, – сказал Максим, – эту рухлядь давно надо было отремонтировать».

Мы отправились в путь. Мгновенно я стал центром всеобщего внимания. Меня фотографировали, снимали на видео.

Я всё больше чувствовал, что уже бывал здесь. Наконец, мы подъехали к знакомому зданию, и треск прекратился. Максим снял с меня амуницию, и мы пошли в здание.

Я узнал это место. Внутри было много людей с собаками и кошками. Мы с Максимом сели рядом с дамой, держащей на руках в корзине трехцветную кошку. Кошка презрительно посмотрела на меня, зашипела и отвернулась.

Не знаю, кто придумал байку, что мы с котами и кошками непримиримые враги. Многие из них нас действительно не любят и боятся. Они первые всегда начинают задираться. А потом убегают, и у нас охотничий инстинкт просыпается. А люди принимают это за вражду. Мы против кошек ничего не имеем. А с котами у нас вообще проблем нет.

Я знаю случай, когда кошка заменила мать собаке. А собака была очень благодарна кошке и, в свою очередь, взяла под опеку другого котёнка. Зовут её Белла . Это мы тоже читали в книжке с хозяином Григорием.

Когда подошла наша очередь, нас пригласил в кабинет человек, которого я сразу узнал.

– Здравствуйте, – поздоровался Максим.

– Что у вас? – спросил доктор, меняя перчатки.

– Жалоб нет, просто осмотреть, – ответил Максим.

Я так обрадовался встрече со знакомым человеком, что начал прыгать на него и лизать его, вкусно пахнущие, руки.

– Ого, какая реакция на ветеринара. Обычно все боятся белых халатов, – сказал он и занялся мной.

– Ааа, всё понятно, старый знакомый! – узнал он меня, после нескольких мгновений осмотра.

‒ Вы знаете его? ‒ удивился Максим.

‒ Да, его с братьями и сёстрами приводил сюда их хозяин Григорий.

Я почувствовал ещё большее удивление Максима.

‒ Где вы его встретили? ‒ спросил доктор, проверяя мои зубы.

‒ Прибежал к нам, когда мы были на вызове. Мы пожарные, ‒ объяснил Максим. ‒ А есть у вас адрес и телефон Григория?

‒ Да, есть в регистратуре, но это конфиденциальная информация, ‒ сказал доктор, написав тем временем справку. ‒ Покажите им это.

‒ Большое спасибо.

‒ Что касается пса, он абсолютно здоров. Но есть рекомендация вам обоим: отремонтируйте ваш транспорт, иначе начнутся проблемы со слухом и внутренними органами. Я стоял перед окном, когда вы подъехали, и чувствовал вибрации.

‒ Ещё раз большое спасибо. До свидания.

Получив номер телефона с адресом, мы вышли из здания.

Максим достал телефон и набрал номер.

«Странно», ‒ сказал он после нескольких секунд ожидания.

Дома нас встретил Пётр, уже вернувшийся со смены и пьющий чай с печением в импровизированной «кухне», которая представляла собой стол у стены в одной из комнат со стоявшими на нем двухконфорочной электрической плитой, электрическим чайником и микроволновой печью.

‒ Есть хотите? ‒ предложил Пётр.

‒ Я бы не отказался, ‒ ответил Максим, снимая куртку.

‒ А ты? ‒ спросил Пётр у меня.

‒ По-моему, он всегда хочет, ‒ ответил за меня Максим.

Петр достал из-под стола пакетик с кормом, купленным специально для меня, и насыпал в миску Генриха, налил воды в другую.

‒ Чем будешь потчевать меня? ‒ сел за стол Максим.

‒ Яичница с колбасой…

‒ Яичница? На ужин?

‒ … и пара печений к чаю, ‒ невозмутимо добавил Пётр. ‒ А тебе не всё равно, чем брюхо набить?

‒ Это верно, ‒ согласился Максим.

‒ Как прошёл поход к ветеринару? ‒ осведомился Пётр.

‒ Нашёлся хозяин, ‒ ответил Максим, подцепляя вилкой кусок яичницы.

‒ Это как? ‒ удивился Пётр.

‒ Ветеринар узнал его…

‒ Пса?

‒ Ну да. Сказал, что его в числе остальных приводил какой-то Григорий, и дал вот это, ‒ Максим достал бумажку из кармана джинсов. ‒ Я позвонил по этому номеру. Но телефон оказался отключен.

‒ Странно.

‒ Вот и странно. Завтра у меня смена, ‒ сказал Максим. ‒ Возьми мой мотоцикл и поезжай по адресу. Знаешь где это?

‒ Примерно знаю, ‒ ответил Пётр, ‒ а там соображу.

‒ Хорошо.

‒ А у вас что? ‒ поинтересовался Максим.

‒ Не осторожное обращение с огнем с обрушением кровли ‒ ответил Пётр, ‒ под завалами оказались трое человек. Генрих хорошо поработал. Нашёл бедолаг очень быстро. Они, конечно, с травмами и переломами. Врачи говорят, жить будут.

‒ Печальная у нас работа.

В комнату вошёл Генрих.

‒ А вот и наш герой! ‒ обрадовался Пётр, ‒ Ужинать пришёл?

Генрих подошёл ко мне.

‒ Что я пропустил? ‒ спросил он.

‒ Кажется, они нашли моего хозяина, ‒ ответил я.

На следующий день Пётр подогнал мотоцикл, посадил меня в коляску, надел на меня сбрую, сел сам и завёл мотор. Не знаю, может быть, люди не так остро воспринимают звуки, но, по-моему, это и для них слишком громко, а для нас, собак, оглушительно. Я с тоской вспомнил о почти бесшумном автомобиле хозяина.

Через некоторое время не без труда Пётр нашёл указанный в адресе дом. Мой дом. Я был так взволнован, что чуть не выпрыгнул из коляски, увидев этот дом. Всё осталось таким же, каким я видел в последний раз, но без хозяина здесь стало как-то тоскливо. Впрочем, у меня теперь новый хозяин, точнее хозяева, друг, и кто знает, сколько будет ещё приятных встреч. Как говорит Генрих, «смотри в завтрашний день с оптимизмом, во вчерашний‒ без сожаления, сегодняшний принимай с благодарностью, и жизнь не останется в долгу».

Поговорив с соседями, Петр узнал все, что мне давно было известно, и мы отправились в обратный путь.

Максим с Генрихом ещё не вернулись со смены, когда мы приехали. Пообедав, мы пошли в парк. Радость переполняла меня. Мне хотелось бегать, прыгать, веселиться. Пётр был тоже в бодром расположении духа. Я бежал, как ветер, впереди, часто останавливался и мчался обратно к неторопливому Петру, который, смеясь, говорил, что не поспевает за мной. Энергия у меня била через край. Я нарезал круги, прыгал от какой-то нечаянной радости.

Когда мы добрались, наконец, до парка, Пётр сел на скамейку, достал телефон и занялся чтением. Я наблюдал за ручейками тающего снега, вёл светские беседы со спаниелем по имени Стек, гонялся за белками, облаивал их, загоняя на деревья, с которых белки кидали в меня орехи.

Найдя массивную палку, я принёс её Петру, который забросил её так далеко, что прошло несколько минут, прежде чем я её нашёл. Мы повторили это ещё пару раз.

«Откуда у тебя столько энергии?» ‒ спросил Пётр. Я и сам не знал ответа на этот вопрос. Возможно, это было предчувствием скорых перемен.

«Ладно, пошли домой», ‒ сказал он.

Я шел рядом с Петром, как благовоспитанный пёс. Однако внутри всё кипело от необъяснимого восторга.

Максим с Генрихом уже вернулись. Пётр пошёл в квартиру, а я отправился к Генриху во двор.

Генрих сидел спиной ко мне с подветренной стороны и не слышал моих шагов. Я решил поозорничать: подкрался и напал на него. Генрих от неожиданности несильно укусил меня,

‒ А, это ты.

‒ Я тоже рад тебя видеть, ‒ весело ответил я.

‒ Больно я тебя хватанул?

‒ Ерунда. Давай поборемся.

‒ У тебя хорошее настроение? ‒ спросил Генрих.

‒ Да, сердце будто фейерверки пускает.

‒ Может, на тебя весна так действует? ‒ предположил Генрих.

‒ Что такое весна? Мать говорила, что я родился весной.

‒ Помнишь, что было в природе, когда с деревьев падали листья?

‒ Да, дни становились холоднее, краски блекли и тускнели, и, наконец, выпал снег.

‒ Верно. Сейчас всё наоборот. Становится теплее, природа просыпается, снег тает. Это и называется весной. А то, что ты родился весной, и опять наступила весна, означает, что ты прожил ровно год. И такой круговорот лет всегда был и будет. Ему подчинены и природа, и мы, и люди.

‒ Мать говорила, что всё, что нас окружает, сделано людьми.

‒ Да, почти всё, что мы видим, делают люди. Здания, автомобили, даже мы в какой-то степени дело их рук. Но есть вещи, которые и людям не под силу. Есть на свете то, что было всегда: вода, воздух, земля, солнце… Явления природы: дождь, гром, снег - тоже происходят не по их воле. Есть Некто выше, Тот, Кто находится над этим миром, создал его и управляет им. Тот, Кто отдал в ведение людей нас, а люди находятся в Его ведении. Он имеет великий Замысел, Который действует, прежде всего, на людей, но затрагивает и любое другое живое существо. Ведь неслучайно умер твой хозяин, грузовик сбил твою мать, а тебя не задел, погибла вся моя семья, а мне удалось выбраться. Да, иногда это может показаться жестоким по отношению к нам. Но только Он знает, какой цели служат действия, которые Он производит с нами. Ведь не случилось бы с нами этих печальных событий, не случилось бы и нашей встречи. И кто знает, какие ещё сюрпризы преподнесёт нам Жизнь.

‒ Как восхитительно и удивительно Он всё устроил! ‒ с благоговением сказал я.

‒ Он может тебя в любой момент наградить, а если ты правильно распорядишься этой наградой, Он тебя вознаградит ещё. А бывает, что жизнь наносит сокрушительный удар, и, если ты встанешь, достойно, не хныкая двинешься дальше, тебя тоже ждет награда.

Перед нами раскрывался потрясающий вид звёздного неба. Постепенно проявлявшиеся на небосклоне звезды, посылали древний свет, словно глаза любящих предков, наблюдающих за нами с высоты и благословляющих нас.

Как приятно сидеть под звёздным небом и вести философские беседы!

Пока мы философствовали с Генрихом, Пётр вошёл в квартиру, где его ждал Максим.

‒ Сегодня угощаю я, ‒ весело сказал Максим. ‒ Выбирай, пельмени или сосиски?

‒ Ну раз у нас есть выбор, то я бы не отказался от пельменей, ‒ ответил Пётр. ‒ Давай я сам приготовлю.

‒ Как прошёл ваш вояж? ‒ спросил Максим, когда Пётр поставил кастрюльку с двумя десятками пельменей на электроплитку.

‒ Первое, что я тебе скажу, Максим, твой драндулет нуждается в капитальном ремонте. Орёт, как иерихонская труба.

‒ Знаю. Мне говорили.

‒ А что касается поездки, то хозяин дома и, соответственно, пса умер ещё осенью. Дом продаёт его сын. Собственно, у Григория были только сын да собаки. Его сын живёт в другом городе. Соседи дали номер телефона. Я позвонил ему. Он приедет завтра ради потенциальных покупателей. Мне кажется, цена весьма приемлемая для нас.

‒ Покупателей?

‒ Да. Я подумал продать эту халупу, занять немного у родителей и купить этот дом на двоих. Ты же не против?

‒ Конечно. Двое холостяков с собаками в просторном доме с нормальной кухней и телевизором. Всегда мечтал.

‒ Честно? ‒ спросил Пётр, снимая кастрюлю с плиты,

‒ Да. Было бы здорово, ‒ сказал Максим, доедая свою сосиску.

‒ Представь, как Смельчак обрадуется…

‒ Смельчак?

‒ Да. Так зовут нашего друга, соседи сказали, – ответил Пётр. ‒ Максим, где у нас перец?

Максим достал пакетик с книжной полки.

‒ Представь, как он обрадуется возвращению домой, ‒ продолжил Пётр, обильно посыпая перцем свои пельмени, ‒ да и с Генрихом они стали не разлей вода.

‒ Кстати о них, – вспомнил Максим. – Пойду позову их ужинать.

Он вышел из квартиры.

«Эй, собаки, – открыл он дверь во двор и нашёл нас взглядом, – пожалуйте к столу».

– В общем, в этом мире всё очень тесно взаимосвязано, – сказал Генрих, вставая и направляясь к светящемуся дверному проёму.

Честно говоря, я был рад, что нас пригласили в тёплое помещение. Разговаривать с Генрихом было удовольствием, но я начал мёрзнуть.

– Интересно, чем так взволнованы наши хозяева? – почувствовал Генрих их напряжение.

– Ой, Генрих, я не рассказал тебе… В общем, сегодня мы были в доме, где я вырос, и, по-моему, они хотят в него перебраться.

– Здорово! – обрадовался Генрих. – Это к нашему же разговору. Никогда не знаешь, что тебя ждёт за следующим поворотом.

Насыпав нам еды и взяв книжку, Максим пожелал нам троим спокойной ночи и пошёл в другую комнату.

На следующий день все находились в приподнятом настроении. С утра Максим подкатил свой мотоцикл, посадил нас с Генрихом в коляску, надел на нас старые шапки из плотного материала, чтобы пощадить наши уши, сел за руль. Из дома вышел Пётр и сел за Максимом. Тот завёл двигатель.

«Ну что, так гораздо лучше?» – обратился к нам Пётр.

Мы одобрительно лизнули его руку.

«Тогда поехали», – сказал Максим.

Через полчаса, в течение которых мы оба были в центре общественного внимания автомобилистов, мотоциклистов и пассажиров автобусов, мы прибыли на место.

Наши хозяева отправились на прогулку по окрестностям, начали знакомиться с соседями.

Я, поскольку хорошо знал это место, стал гидом для Генриха.

Вскоре подкатил белый «БМВ», из него вылез представительного вида человек с папкой бумаг и направился к дому. Мы поспешили к нему.

– Ааа, вы покупатели дома? – догадался человек.

– Да. Пётр. Максим, – представились хозяева, по очереди пожимая руку человека.

– А это Генрих и Смельчак, – указывая на нас, сказал Максим.

– Смельчак? – переспросил человек. – Так звали собаку моего отца.

– Да, это он и есть.

– А как он к вам попал?

– Это долгая история, в которой мы сами ещё плохо разбираемся.

– Ну, тем не менее, вкратце.

– Мы пожарные. На одном из вызовов он прибежал к нам. Мы начали искать хозяина. Когда поняли, что попытки тщетны, я повёл его к ветеринару. А тот узнал его. Он и дал нам этот адрес. Так мы узнали про этот дом.

– Бывает же такое! – удивился человек. – Впрочем, я не представился, Александр Григорьевич.

– Очень приятно познакомится.

Александр Григорьевич открыл калитку.

Здесь тоже всё было на своих местах. Но вместе с радостью возвращения домой было ещё чувство какой-то горечи в сердце.

Я вспомнил о братьях и сёстрах, о том, как мы с ними беззаботно играли, о матери, о хозяине Григории. Но нужно быть сильным, собаки рождаются оптимистами, как кто-то говорил. Не растерять бы свой оптимизм, хотя бы ради людей.

Генриху всё было здесь в новинку, и я на правах хозяина показывал ему всё вокруг дома.

Между тем люди вошли в дом.

– Я здесь ничего не менял. Всё осталось, как было на тот момент, – сказал Александр Григорьевич.

– А почему продаёте? – спросил Максим, осматривая лестницу.

– Видите ли, я человек не то что очень богатый, но на жизнь вполне хватает. Я продаю дом, как бы это сказать, чтобы не иметь лишних забот.

– Понятно. Цена очень подходящая для нас. Если дом добротный, мы его купим, – сказал Пётр, который по образованию был строителем. Он уже осмотрел, простучал всю лестницу.

– Тем более вам понравится, что машину я отдаю в придачу. Но, позвольте, сначала покажу вам дом.

Через некоторое время они, весьма довольные, вышли на задний двор.

Я как раз заканчивал показывать Генриху «спортзал».

– Теперь осталось зайти на чердак, проверить кровлю, – деловито уперев руки в бока и глядя наверх, сказал Пётр.

– Пойдёмте, – согласился Александр Григорьевич.

Пришла пора и мне показывать дом своему другу. Мы с Генрихом начали свой маршрут с переднего входа.

Дом был небольшой, но уютный. В два этажа. По правую сторону от входа располагалась кладовая, под лестницей на второй этаж. Сама лестница была сделана из хорошего лакированного дуба, начиналась в гостиной и плавно поворачивала налево. Гостиная выходила на веранду, находившуюся напротив. Дальше раскинулся просторный двор.

Слева от входа - гардероб. Через небольшой простенок - санузел, далее кухня, тоже имевшая выход на веранду. Гостиная и кухня отделялись стенами, образуя длинную прихожую.

На втором этаже я бывал нечасто. Там размещались ещё какие-то комнаты. Ничего интересного там не было.

Рядом с домом стоял довольно вместительный гараж, имевший вход с веранды.

Смеясь и что-то обсуждая, спустились наши хозяева и Александр Григорьевич.

– … да, мы его берём, – сказал Пётр. – Ты согласен, Максим?

– Доверю профессионалу.

– Раз все довольны, давайте подписывать документы, – предложил Александр Григорьевич.

Когда бумаги были изучены и подписаны, Максим обратился к Петру: «Теперь нам надо взять отпуск на несколько дней, чтобы уладить бюрократические моменты».

«Позвольте, покажу вам машину, – сказал Александр Григорьевич. – Оформим на неё дарственную.

Они направились в гараж. Мы последовали за ними.

– Автомобиль старый, – заметил Максим, – придётся с ним поработать.

– Дарёному коню в зубы не смотрят. Всё лучше твоей колымаги, – сказал Пётр. – Это же источник повышенной опасности.

– Опасности? – переспросил Александр Григорьевич.

– Да, мотоцикл орёт как оглашенный, а когда нас четверо (он посмотрел на нас), опасность удваивается, – улыбнулся Петр.

К нашему с Генрихом удивлению, поблагодарив хозяина дома, Максим и Пётр, забрав нас, отправились в обратный путь.

Прошло несколько дней, которые мы с Генрихом провели в недоумении: «Всё же было хорошо, почему мы ушли оттуда?»

Хозяева часто куда-то уходили.

В конце концов, на улице послышались волнующие, знакомые с детства звуки: шорох шин, скрип тормозов и трескучий рокот двигателя. Максим и мы с Генрихом вышли на улицу.

– Похоже, нас ждут большие перемены, – сказал Пётр, выходя из машины.

– Как машина? – спросил Максим.

– Чуть потрясывает, чуть постукивает, чуть поскрипывает, в целом нормально, едет и хорошо. Я думаю, весь наш небольшой скарб сюда поместится, сажаем парней и едем туда.

Во многих ситуациях нам, собакам, не понять людей. Да и не нужно. Просто нужно доверять хорошим людям, и избегать плохих. Максиму и Петру мы доверяли полностью.

Через некоторое время мы вошли в наш дом.

Максим стал разбирать вещи хозяина. Книги, бумаги.… Всё приобрело головокружительно приятный аромат. Пётр уехал по делам в город.

«О, – Максим нашел мой аттестат и подозвал нас с Генрихом. – Смельчак, это про тебя. Смотри-ка, ты у нас оказывается отличник обучения. Да ещё с навыком «Бери и тащи». Надо тебя познакомить с нашим кинологом. А здесь у нас что? – Максим включил компьютер. – Папка с твоим именем, очень интересно… Вас было шестеро, – он рассматривал наши фото с братьями и сёстрами. – Все с медалями. Серьёзно, – кивнул Максим. – А вот ты уже с матерью в ошейниках и с медальонами. Где же они? – он открыл ящик стола. – Вот. А это что? – вытащил он вместе с ошейниками пару бумаг. ‒ Заключения ветеринара-терапевта и ветеринара-хирурга. Осмотр проведен в возрасте двадцать пять дней, патологий не обнаружено, датировано девятнадцатым мая прошлого года. Это значит, что ты родился двадцать четвёртого апреля. Сегодня двадцать третье. Смешно тебе?»

На следующий день приехал Пётр.

‒ Как дела? ‒ спросил Максим.

– Квартиру выставил на продажу. Очень недорого. Как говорится: «Даром получили, даром и отдавайте». Я ещё кое-что прикупил съестного для нас четверых.

– Мы с парнями вчера нашли отличный продуктовый магазин, – сказал Максим. – Так что в город за продуктами ездить необязательно.

Когда они перетаскали всё в дом и положили еду в холодильник, Максим рассказал Петру о своих находках.

«Бывает же такое! ‒ удивился Пётр. – Да ты у нас ещё сегодня именинник, – потрепал он меня по голове»

На следующий день мы все четверо сели в машину, Пётр за руль, так как у Максима не было прав на вождение автомобиля. Я сделал дружеский жест Генриху, хвостом указав на передние сидение, и устроился сзади с Максимом.

‒ Вот ребята удивятся, увидев нас на машине, ‒ сказал Максим.

‒ И удивятся ещё раз тому, кто выйдет из машины, ‒ ответил Пётр, заведя двигатель. ‒ А больше всего удивятся, когда мы пригласим их на новоселье.

Они засмеялись, и было в этом смехе что-то светлое, на что мы с Генрихом ответили негромким дружественным лаем.

Через некоторое время мы добрались до пожарного депо. Сначала прав оказался Максим, потом, как и говорил Пётр, всеобщий интерес перешёл на меня.

Максима и Петра стали осыпать вопросами, от которых они отбивались, говоря, что приглашают всех на новоселье после смены, где расскажут эту историю.

После тёплого приёма в команде я с помощью Генриха начал осваивать новую территорию. Депо было небольшое, и через несколько минут я уже хорошо ориентировался здесь.

Потом ко мне подошёл человек, которого я не знал. Очевидно, он очень любил собак.

«Пойдём, я покажу тебе нашу тренировочную базу, ‒ сказал он. ‒ Генрих, тебе тоже не мешает размяться».

Он привёл нас в уже знакомый мне двор, который тогда, ночью, показался мне много меньше, чем теперь. Чего здесь только не было! Несколько рвов разной ширины, насыпей разной высоты, тоннели, брёвна, трубы, подиумы, лестницы. Всё это было поделено на трассы по уровням сложности и предназначалось не только собакам. Дальше во дворе были кирпичные постройки, где проводились огневые тренировки.

«Давай, Генрих, покажи мастер-класс новобранцу».

Генрих с лёгкостью пробежал зелёную трассу, почти так же легко ему далась жёлтая, на оранжевой встретились трудности, на красной пришлось туго. Он не смог перепрыгнуть очень широкий ров.

Во двор вошёл Максим, когда Генрих проходил первое испытание оранжевой трассы, которое представляло собой лежащее на земле круглое бревно. На него нужно было запрыгнуть и пройти по нему так, чтобы оно не покатилось.

– Ну как у него дела, Александр? – спросил Максим, садясь рядом с кинологом.

– На зелёной двадцать шесть секунд, на секунду быстрее, чем в прошлый раз, жёлтая – тридцать пять секунд, оранжевая, сейчас посмотрим, – щёлкнул он секундомером, когда Генрих, преодолев довольно крутой и высокий щебёночный вал, заступил за красную линию. – Пятьдесят две секунды.

– А нормативы?

– Для собак: зелёная – двадцать шесть секунд, желтая – тридцать две, оранжевая – сорок восемь, красную ещё никто не проходил. Вот и Генрих ров не перепрыгнул.

«Очень хорошо, Генрих», – похвалил его тренер и дал угощение.

Подошла очередь мне показать себя.

Достаточно легко было на зелёной трассе, с трудом далась желтая.

Скатившись с песчаной насыпи, я попытался запрыгнуть на бревно, но оно покатилось, и я сошёл с дистанции.

– Очень хорошо для новичка, – удивился Александр.

– Он окончил щенячью школу, ‒ пояснил Пётр.

Я подошел за наградой и получил её.

«Ну раз пошла такая тренировка, я тоже попробую», – сказал Максим.

Максим перепрыгнул узкий ров, прошёл по автомобильным шинам, разбросанным в шахматном порядке, прополз в трубе, запрыгнул на подиум и направился к жёлтой линии.

На жёлтой трассе было почти то же самое: сначала шины, их было на десяток больше, затем ров немного шире, небольшой тоннель, где нужно было проползти. Завершали жёлтую трасу лестница, похожая на стремянку, по которой надо было залезть с одной стороны и слезть с другой и весьма лёгкая, с точки зрения собак, песчаная насыпь.

На оранжевой части дистанции находилось несчастливое для меня бревно, которое Максим прошёл медленно. После этого качели, которые собакам даются почему-то намного сложнее, чем людям, труба, длинный тоннель, широкий ров, в который Максим спрыгнул и, сделав там шаг, выпрыгнул из него. И щебёночная гора, которая не поддалась Максиму.

За красной границей было все то же, что во всех предыдущих зонах, только ров ещё шире, а финальная гора ещё выше.

– Ну что там? – спросил запыхавшийся Максим, упав на лавку.

– Зелёная тобою пройдена за тридцать секунд при нормативе двадцать восемь, жёлтая – за сорок, норматив – тридцать семь, и оранжевая – до того как ты подал знак, что не справишься, – минута.

– Надо больше тренироваться, – проговорил Максим.

Вечером того же дня Максим, Пётр, Илья, Николай, Александр собрались в нашей новой обители. Пока «шеф-повар» Максимилиан и его «су-шеф» Пьер, как они себя называли во время готовки, делали пасту «карбонара», мазали бутерброды и разливали вино по бокалам, остальные забавлялись с нами во дворе.

Мы с Генрихом ходили туда-сюда по закреплённому невысоко над землёй бревну, забегали по лестнице на крышу будки, спрыгивали оттуда и устраивали показные бои.

Когда небольшой банкет был готов, все сели за стол, который Пётр вынес во двор.

– Ты обещал рассказать историю Смельчака, – напомнили гости Максиму.

– Хорошо, – ответил Максим, – расскажу и покажу. Только давайте сначала подкрепимся.

После того как все наелись, Максим пригласил всех в дом, достал мои документы и регалии, включил компьютер и начал рассказывать историю, изредка обращаясь ко мне: «Правильно я говорю?»

«Публика» слушала с осязаемым интересом, иногда издавая возгласы удивления.

«… и, получается, всем этим мы обязаны ему», – закончил рассказ Максим.

– А вот теперь задачка на скорость вычисления: в документе от ветеринара сказано, что осмотр был проведён в двадцатипятидневном возрасте, а датирован документ девятнадцатым мая. Что это значит?

– Это значит, что у него вчера был день рождения, – первым посчитал Илья.

Все начали смеяться, хлопать меня по бокам, поздравлять с днём рождения.

Тем временем Максим спросил у Александра, можно ли, учитывая мой навык, натренировать меня так, чтобы я находил упавшего человека в огне, определял безопасные пути отхода и тащил несчастного на свежий воздух, выводил бы из огня людей, которые могут идти, что позволило бы пожарным сосредоточиться на тушении.

– Можно, конечно, Максим, – ответил тренер, – но на это уйдёт очень много времени и усилий. Да и вряд ли он справится даже с подростком. Это только в кино хорошо получается, чтобы собака вытаскивала человека из пожара. Натренируем его пока поиску людей под завалами. Я смотрю, вместе с Генрихом они составят отличную команду.

– Хорошо.

– И надо почаще прогонять его по полосе препятствий, чтобы тренировать его выносливость.

На следующий вечер курьер привёз посылку. Посылка была отправлена нашими друзьями по случаю моего дня рожденья.

Меня раздирало любопытство, а я раздирал коробку.

«Давай помогу», – сказал Максим.

Разобравшись с инструкцией, мы поняли, что это.

Утром посреди нашего вольера-спортзала мы возвели прыгательный батут.

Сколько радости он нам доставил! А главное был хорошим тренажёром для работы.

Прошёл очень счастливый год. Сначала меня научили искать людей под завалами. В паре с Генрихом мы с этим справлялись очень быстро. Найдя живого человека, мы делали стойку, указывая носами на его местоположение. Прибегали спасатели и разбирали завалы.

Потом меня научили заходить в горящее здание, находить там людей и выводить их в безопасное место. Это было намного сложнее. Иногда приходилось надевать мне на нос повязку, которую нужно было регулярно смачивать, чтобы не обжечь рецепторы обоняния.

Часто люди в огне теряли самообладание. Тогда приходилось устанавливать с ними зрительный контакт, стараясь передать им свою уверенность, затем дать себя потрогать, ведь люди всегда успокаиваются, прикасаясь к хорошей собаке. На это всё должно было уходить не более двух-трёх секунд. Однажды во время работы произошёл случай, который вывел меня из строя. О нём я расскажу чуть позже.

Труднее всего приходилось с детьми. Часто они залезали в шкафы, под кровати и другие труднодоступные места, в таком страхе, что приходилось звать на помощь. Дети плакали, брыкались. Хорошо, если ребёнок был маленьким, тогда его можно было аккуратно взять за воротник, подобно тому, как носила нас мать. Я смутно помню, как пробегала земля под лапами, приятно болел загривок.

Очень пригодился в работе мой навык «бери и тащи». Меня обучили находить людей без сознания, оценивать обстановку, искать безопасные пути отхода, брать человека за одежду и тащить его на воздух.

Когда я не справлялся (человек без сознания был слишком тяжел для меня, или вокруг лежали горящие балки, так что протащить человека было невозможно), то я звал на помощь.

Я не задумывался о том, сколько людей я спас. Тем более я работал в команде. Просто я был счастлив, что служу людям, помогаю им. Сбылась моя мечта. Я думал, что достиг вершины своего счастья, но опять ошибался.

После работы, когда мы приезжали домой, я любил бегать на речку, которая текла недалеко от нашего участка, добежав до реки, не останавливаясь, плюхался в воду с крутого берега.

Какое это было блаженство! Успокаивающее, размеренное течение воды как будто смывает напряжение, подобно земле, принимающей на себя разряды молний, снимая небесное напряжение.

Кстати, расскажу историю нашей породы. Она объясняет и нашу любовь к воде.

Во-первых, есть небольшая путаница, которую я сейчас постараюсь разъяснить.

Многие люди называют нас просто лабрадорами, не зная полное название нашей породы: лабрадор-ретривер. Будто, например, золотистый ретривер совершенно другая порода. На самом деле, лабрадоры лишь одна из ветвей семейства, называемого ретриверы.

Мало кто знает, что кроме золотистого, к семейству ретриверов относятся ещё 4 вида: прямошерстный, курчавошерстный, чесапик бей, новошотландский.

Ретриверами нас называют, потому что мы лучше всех подходим для охоты, Нас посылают за подстреленной птицей и другой мелкой дичью. Благодаря особенностям прикуса, мы можем нести добычу, не повреждая ей.

Некоторые путают ретриверов с ротвейлерами, когда слышат это дополнение, Ротвейлеры гораздо более серьёзные и агрессивные.

С происхождением породы тоже не так просто. Существует несколько теорий.

Первое, что может прийти в голову, это североамериканский полуостров Лабрадор. И некоторые люди считают, что мы называемся так по названию своей родины.

Вторая теория говорит, что европейцы сочли такое имя удачным для собак, которых привезли на кораблях с берегов Лабрадорского моря, которое находится в Северной Атлантике между полуостровом Лабрадор и Гренландией.

Третья теория более красивая, но тоже считается неверной. Она состоит в том, что наш первоначальный окрас (исключительно черный) напоминал людям, залегающую на нашей родине (Ньюфаундленд), магматическую горную породу – лабрадорит.

На самом деле всё намного прозаичнее и глубже.

Исторически достоверно, что наши предки прибыли в Англию с острова Ньюфаундленд, расположенного юго-восточнее полуострова Лабрадор и ныне являющегося частью Канады.

Первыми европейскими исследователями современного побережья Канады были португальские мореплаватели и их верные спутники португальские водяные собаки, выведенные еще в Средневековье.

Они выполняли функции почтовых курьеров между кораблями рыболовецких флотилий, доставляли сообщения на берег, вытаскивали оказавшиеся за бортом вещи и даже помогали загонять в сети косяки трески и использовались для поиска и спасения жертв кораблекрушений.

Считается, что нашими прародителями были здоровяки ньюфаундленды и португальские водяные собаки. Последние представители португальских водяных собак умерли в XX столетии, но их гены живут в нас и других ретриверах.

В XIX веке начался импорт «малых ньюфаундлендских собак». Современное имя мы приобрели лишь в 1870-х.

В 1895 году перестали ввозить новых собак, и далее наша порода развивалась благодаря людям.

Какое-то время в нашей родословной не было чёткой определённости. Иногда даже щенков из одной семьи относили к разным ветвям ретриверов.

Но уже в 1903 году лабрадоров-ретриверов официально признал старейший в мире клуб собаководов.

Во время Первой мировой войны мы обрели популярность и в США.

СССР мы начали покорять в конце 1960-х.гг.

Генрих не разделял моего влечения к воде. Позавтракав или пообедав, в зависимости от того, когда мы приедем домой, он приступал сразу ко второй части рекреации , направляясь в лучшее место для отдыха, показанное мной.

Как не трудно догадаться, этим местом был наш старый, добрый собачий домик. Туда же после своих водных процедур приходил и я. Мы делились впечатлениями от службы, лёжа в нашем домике, после чего был тихий час, который иногда превращался в два.

Судя по всему, Максим и Пётр в доме занимались тем же.

После нашего с Генрихом тихого часа или двух мы устраивали «военные» игры, прячась друг от друга, выслеживая, нападая. Ещё мне очень нравилось прыгать на батуте. При каждом прыжке уши забавно хлопали по голове, будто маленькие крылья огромной птицы. Максим и Пётр смеялись до изнеможения, глядя на эту картину, снимали меня на видео. Генрих был серьёзнее меня и относился скептически к таким развлечениям. По-моему, он просто боялся летать… и плавать.

На службе тоже всё было великолепно. На полосе препятствий тренировочной базы я уже доходил до того рва, который даже Генрих не мог покорить, и отставал от него лишь на несколько секунд.

На оранжевой и красной частях дистанции людям разрешалось не перепрыгивать рвы, а спрыгивать в них, пробегать по дну и выпрыгивать обратно, ввиду того что человек не может так далеко прыгать, как собака. Но до красной части никто из людей не доходил из-за высокой и крутой щебёночной горы.

Четыре ноги дают преимущество. Лучше всего это помогало на горе, когда передними ногами себя вытягиваешь, а задними подталкиваешь. Бегать и прыгать тоже намного удобнее. Хвост - хороший баланс, когда нужно пройти по узкому бревну или шесту, находящемуся над землёй.

Команда решила, что Генрих и так отлично справляется со своей работой по поиску людей под завалами, и тогда меня стали усиленно тренировать находить людей в горящем доме и выводить или вытаскивать их на улицу.

Тренировались мы в тех кирпичных закопчённых постройках, что находились за полосой препятствий.

Месяца через три я был готов к боевым испытаниям.

Всё происходило примерно так. Четыре человека и я подлетали на машине к горящему дому, выскакивали из неё, быстро разматывали пожарные рукава, трое тушили огонь снаружи, а четвёртый заходил со мной внутрь. И пока пожарные боролись с огнём, я искал людей. Чаще всего, все успевали эвакуироваться до того, как огонь распространится.

Но бывают случаи, когда пожар начинается неожиданно и огонь распространяется очень быстро. Тогда люди впадают в панику и теряют ориентацию в пространстве. А увидев меня, бедняги успокаиваются.

Однажды мы получили вызов о пожаре с обрушением. Наш отряд помчался на вызов. Пожар был не очень сильным, но левая сторона дома рухнула.

Мы с Николаем вошли внутрь. Николай начал тушить огонь на первом этаже, а я бегал по комнатам в поисках людей. Я почувствовал в той самой левой части дома людей под завалами. Но это была не моя задача, нельзя терять ни секунды, и я не стал заострять на этом внимание. Первый этаж был потушен, и им занялся Генрих, которого уже подвезли наши коллеги.

На лестнице огня почти не было. Николай шёл впереди, туша пламя, за ним я. На втором этаже почти не было огня, но зато клубился густой дым. В одной из комнат я нашёл мальчика, очень напуганного. Он не плакал. Он сидел на полу в каком-то оцепенении. Увидев меня, он улыбнулся, будто пробудившись ото сна. Я подошёл к нему, малыш обнял меня. Как приятно объятие ребёнка! Ощущать его доверие, любовь. Он встал на ноги, и мы пошли к лестнице.

Мы уже были на середине пути, как вдруг одна из ступеней провалилась под моей левой передней лапой, и я чуть не взвыл от резкой боли, пронзившей всю ногу. Но нельзя было пугать мальчика.

Хорошо, что Николай, уже закончивший борьбу с огнём, тоже спускался по лестнице. Быстро поняв, в чём дело, он взял меня на руки, сказал мальчику следовать за ним. Когда мы вышли из дома, мальчик спросил, указывая на меня:

– Как его зовут?

– Его зовут Смельчак, – ответил Николай.

Я приветливо тявкнул.

– А меня Коля, – сказал мальчик.

– Так значит тёзка? – удивился Николай.

В этот момент мальчик увидел своих родителей, уже пришедших в сознание, и побежал к ним.

«Ну, друг мой, похоже, ты осчастливил ещё одну душу», – сказал мне Николай.

А я был рад, что травма случилась у меня, а не у маленького Коли, с которым у нас возникла взаимная симпатия.

У меня было чувство, что мы ещё встретимся.

Через час мы с Петром и Максимом, подъезжали на стареньком белом универсале к уже хорошо знакомому зданию клиники.

Заглушив мотор, Пётр вышел из машины, открыл заднюю дверь и взял меня на руки.

Максим сказал, что подождёт в машине. «Не люблю врачебных манипуляций», – объяснил он.

Мы с Петром вошли в здание. Людей со своими питомцами было немного, и вскоре подошла наша очередь.

Я заметил, что кабинет и доктор были другие.

– Здравствуйте, – сказал Пётр, входя в кабинет.

– Здравствуйте, – ответил доктор. – Что у вас?

– Предположительно сломал ногу.

– Когда, где и при каких обстоятельствах?

– Час назад на пожаре. Выводил мальчика из дома. Они спускались по лестнице. Проломилась ступень.

– Так значит, это тот самый знаменитый пёс-пожарный?

– Да, Смельчак его зовут.

– Нужно точно установить, в каком месте произошёл перелом. Идите на рентген.

Мы с Петром вышли из кабинета и направились в рентген-кабинет.

Скоро мы вернулись к доктору с расплывчатыми снимками. Взяв снимки, он положил их на подсвеченный снизу стеклянный стол.

– Всё ясно, – сказал доктор, внимательно рассмотрев изображения. – Перелом закрытый, со смещением, чуть выше сустава. Значит так, мы сейчас сделаем местную анестезию, пока она будет действовать, я прокручу отверстия в этой металлической пластине и расскажу вам, как это всё будет работать.

Мне сделали укол. Через минуту я уже не чувствовал лапу. Операция началась. Я думал о смерти матери, приёме в пожарную команду, возвращении домой и о переломе.

Между этими событиями должна быть какая-то связь. А что дальше? Может быть, перелом лишь передышка перед новым большим делом?

По ходу операции доктор объяснял свои действия: «Это тонкая титановая пластина, гипоаллергенная, повторяющая анатомию данного участка. Прикрутим её штифтами к здоровым участкам кости по два с каждой стороны».

Пока они производили манипуляции над моей ногой, я задремал.

Мне снились море, девушка, колокольный звон, дети, щенки, не похожие на меня…

Тем временем операция закончилась. Доктор сел за письменный стол и быстро что-то написал: «Я выписал некоторые препараты: для снятия воспаления, сращивания костей, обезболивающее и успокаивающее».

– Он воду любит? – спросил доктор.

– Обожает, – ответил Пётр и пошутил: «Причём как снаружи, так и внутри».

– Отлично. Пить нужно как можно больше.

– И плавать он любит.

– А вот с плаванием надо подождать. Необходимо максимально обездвижить ногу. Единственное, чуть позже, очень полезно будет, ставить его на мелководье, чтобы он мог ходить по пятнадцать минут два-три раза в день, опираясь на все четыре ноги. Можете приехать через несколько дней, посмотрим, как идут дела и решим, можно ли начинать гидротерапию.

– Спасибо. Всё понятно.

– А о работе и о прыжках нужно забыть.

– Спасибо, – поблагодарил Пётр. – А есть ли здесь система лояльности, вроде «приведи друга и получи бонус» или накопительная скидка для постоянных пациентов?

– Бонус для друга у нас есть, а скидка для постоянных пациентов не накопительная, мы даём сразу 10%, – ответил доктор. – А у вас ещё кто-то ногу сломал?

– Нет, – засмеялся Пётр. – Это немецкая овчарка Генрих, ему нужна вакцинация.

– Тогда дайте ему пока вот это, – снова сел за стол доктор и написал рецепт.

– Спасибо.

– Просыпается ваш красавец. Видимо, переборщил я с анестезией, – почесал волосатый подбородок доктор.

Пётр подошёл ко мне, сказав: «Ну, пошли, соня», подхватил меня на руки.

Ещё раз, поблагодарив доктора, мы вышли из кабинета.

Когда мы вышли из здания, точнее вышел Пётр, я ещё сонный, болтался у него на руках. Максим, стоя около машины, спросил: «Как дела?»

Пётр показал мою ногу. Максим открыл заднюю дверь. Пётр положил меня на задний диван, достал из кармана брюк аккуратно сложенный листок и сел в машину. Максим последовал его примеру. Пётр зачитал названия и предназначения выписанных препаратов.

– А это, – прочитал он последнее название, – антипаразитарное для Генриха. Теперь вопрос, где нам всё это купить. Ты не знаешь, где ближайшая ветаптека?

– Не знаю.

– Тогда обратимся к всезнайке, – усмехнулся Пётр, доставая из кармана свой смартфон. – Кто бы мог подумать, что ближайшая находится за углом.

Пётр вышел. Максим, повернувшись ко мне, положил руку мне на голову. Я, уже совсем проснувшийся, лизнул её, будто сказав, что всё будет хорошо, по- щенячьи перевернулся на спину, шутливо рыча. Максим улыбнулся, стал чесать моё брюхо. Было так же приятно, как тогда, когда я был щенком.

Через пять минут вернулся Пётр. Он нёс пакетик.

«Так, – сказал он, садясь в машину. – Это болеутоляющее, для снятия воспаления, для сращивания кости и успокаивающее, – доставал Пётр лекарства, сверяясь с рецептами. – А это противопаразитарное для Генриха. Для сращивания можно сейчас дать, – сказал Пётр, кладя таблетку в подставленную ладонь Максима».

Я с благодарностью слизнул капсулу с ладони Максима и попытался встать, чтобы ободрить хозяев. Было немного больно, но я смог.

«Теперь заедем за Генрихом, и домой», – сказал Пётр, вытягивая ремень безопасности.

Через некоторое время мы подъехали к депо. Нас окружили люди, спрашивая о моём здоровье.

Пока Пётр ходил за Генрихом, Максим объяснял всем, что перелом не сильный, но работать я не смогу. Затем он открыл дверь, чтобы все желающие могли проводить меня на пенсию. Команда решила отправить на пенсию и Генриха, у которого начались проблемы с обонянием.

Подошли Пётр с Генрихом. Генрих, обойдя машину, запрыгнул в открытую для него Петром заднюю левую дверь.

– Ну как ты? – спросил он.

– Порядок, – ответил я, показывая ему свою ногу. – До свадьбы заживёт.

– До чьей?

– Не знаю, – сказал я, – но у меня такое чувство, что что-то ещё будет.

– Поживём, увидим.

– Из-за моей травмы меня, кажется, хотят отстранить от работы.

– Ты уже многое сделал на этой работе, – ободрял меня Генрих. – И кто знает, что принесёт новый день.

– Да, знаю. Ты говорил, что в завтрашний день нужно смотреть с оптимизмом. Я смотрю. Только нужно подлечить ногу. Мать говорила, что собаки требуются людям во многих делах, – сказал я и с грустью добавил: «А после её смерти её голос сказал, что мне многое дано».

По возвращении домой Максим взял инициативу, то есть меня, в свои руки и понёс к нашему собачьему домику. Генрих выпрыгнул следом и направился за нами. Стоял жаркий, июльский день, в воздухе витали головокружительные ароматы цветов и деревьев, солнце слепило глаза. Иногда пролетали тяжёлые жуки, натужно жужжа, забавно натыкаясь на стены и отскакивая от них, но не меняя свой курс.

Странно, но все чувства как будто обострились. А внутри было как-то необычно спокойно и легко. К тому же добавилось ощущение какой-то непонятной радости. Хотелось петь. И я запел.

– Что это с тобой? – подошёл ко мне Генрих,

– Не знаю. Что-то так радостно, будто я не ногу сломал…

– А тебя чем-то кололи в клинике? – перебил меня Генрих.

– Да, укололи в ногу, и я её перестал чувствовать, затем вовсе заснул, но сейчас я всё чувствую даже сильнее, чем обычно, и летать охота.

– Всё понятно.

– А мне ничего не понятно.

– Сейчас объясню. Незадолго до того, как меня нашёл Пётр, я попросил немного еды у одного человека. Тот с такой яростью меня пнул, что сломал мне несколько рёбер. Хорошо, что на следующий день меня нашёл Пётр. Он сразу отвёз к врачу. Там меня так же укололи, я заснул. Проснулся я с таким же чувством и тугой повязкой на груди.

– Ты думаешь, это происходит из-за этих уколов?

– Да, скорее всего.

Максим вынес нам ужин. Мы принялись за еду. А потом Максим и Пётр дали нам воду и медикаменты.

Максим протягивал мне одну за другой таблетки, а Пётр занялся Генрихом, накапав ему на загривок бесцветной жидкости, так же как капал хозяин Григорий.

После этого, поиграв с нами немного, они пригласили нас в дом. Но мы предпочли остаться на улице.

Тогда, пожелав нам спокойной ночи, хозяева ушли в дом.

Мы с Генрихом, устроившись на ночь под деревом около нашего домика, начали беседу о премудрости жизни, о её изменчивости и сюрпризах, которые она может преподнести.

Как приятно беседовать с другом теплым летним вечером, лёжа на прогретой земле, ощущая прохладный ветерок, смотря на то, как заходит солнце и зажигаются звёзды!

Разговаривать с Генрихом можно было до утра, но мне необходимо было выспаться, чтобы набраться сил для заживления раны. Поэтому, закончив нашу беседу, когда на небе было уже много звёзд, пожелав друг другу спокойной ночи, мы оба крепко заснули.

Под утро пошёл мелкий, спорый дождик, заставив нас ретироваться под крышу нашего собачьего домика. Здесь было тесновато для нас двоих, так что мне пришлось положить голову на теплый бок Генриха.

Так мы провели время до рассвета. Когда солнце начало подниматься из-за горизонта, дождик закончился, оставив такие же лужицы, как в моё первое знакомство с этим явлением.

Выйдя из нашего убежища, я остановился над одной из лужиц и зарычал на неё.

– Ты чего? – спросил Генрих.

– Личные счёты, – весело ответил я.

– Это как?

Я рассказал ему о моей несостоявшейся «битве при Ватерлоо»

– Хорош бы ты был после этой битвы.

– Да, и мне кажется не только я. Братья и сёстры тоже бы присоединились. Ой, прости Генрих. Тебе больно, когда я говорю о семье.

– Ничего. Всё нормально. Сейчас противник вырос, и голос у него стал ниже.

– Да, в точности, как я.

– Я думал, что это кто-то другой дразнит меня. Я был готов ринуться в бой, но мать остановила меня и объяснила, что это всего лишь моё отражение.

Генриху явно были интересны рассказы о моём детстве, словно они могли помочь ему дополнить воспоминания о своём.

– А что было потом?

– Пришёл хозяин с большим ящиком. Он начал брать нас и ставить в ящик. Потом поднял на такую высоту, что солнце слепило глаза, и пошёл с невиданной для нас скоростью. Я сказал матери: «Как здорово!», Она мне ответила. Хозяин, видимо, подумал, что она боится за нас, и что-то сказал в своё оправдание.

Принёс нас в дом, поставил на столик, принёс губку с водой и начал протирать нам лапы. Когда он ставил нас на пол, мы с интересом начинали исследования.

Затем хозяин впустил мать, ждавшую за дверью. Повёл её в комнату, из которой исходил вкусный аромат, что-то зашуршало, аромат усилился, через некоторое время они вышли оттуда очень довольные.

– А потом? – не унимался Генрих.

– Потом мать нам показывала дом. Нам всё было интересно: мы бегали туда-сюда, пытаясь всё обнюхать, облизать, погрызть. Но мать была настороже, и, как только кто-нибудь хотел что-то погрызть, сразу пресекала эти попытки.

Было очень весело разбегаться на ковре и скользить по полу, натыкаясь друг на друга. Но мешали стены, чаще всего, мы сталкивались с ними.

– Мы с братьями и сёстрами тоже любили это развлечение. Только не было никаких стен. Мы в то время жили недалеко от небольшого озерца. Представь себе, разбежишься побыстрее и катишься без всяких стен… Ладно, Смельчак, пошли завтракать, – прервал свой рассказ Генрих. – Тебя я попрошу почаще мне рассказывать о своём детстве.

Мы двинулись в сторону дома. Первым шёл Генрих, за ним ковылял я. Ещё одно преимущество четырёх ног. Если одна нога выйдет из строя, то можно обойтись без всяких приспособлений.

Когда мы добрались до дома, Генрих негромко позвал хозяев, поскольку собачья дверь была закрыта изнутри на шпингалет. Да и если бы она была открыта, едва ли кто-нибудь из нас мог пролезть в неё, тем более я со своей колченогостью.

Почти сразу послышались быстрые шаги Петра, и он открыл нам дверь, сжимая в пальцах другой руки бутерброд с колбасой и не переставая жевать.

Нас окружила смесь запахов, от которых у меня закружилась голова, а Генрих начал чихать.

– Кто там? – донёсся голос Максима.

– А ты догадайся, – ответил Пётр, закрывая за нами дверь.

Немного постояв в прихожей, чтобы привыкнуть к обилию запахов, так внезапно вылившихся на нас, мы двинулись вслед за Петром.

– Пан Смельчак и Герр Генрих к завтраку пожаловали, – шутливо представил нас Пётр.

– Чего изволите-с? – спросил Максим, по своему обыкновению стоя у окна с кружкой кофе. – Впрочем, я уже не успеваю, – взглянул он на часы. – Вызову такси.

– Вот ещё придумал, – сказал Пётр. – А я на что?

– А собаки?

– А что собаки? Зададим им корм, поставим воду. Побудут часок без нас. Всё хорошо будет. Дверь во двор оставим открытой, С улицы закроем, конечно. Маловероятно, что к нам кто-то полезет. А если что, Генрих никого на порог не пустит, – говорил Пётр, готовя нам завтрак.

– Да, правда, чего волноваться? – согласился Максим.

– Да их можно и на целый день оставить.

– Тогда поехали, – сказал Максим. – Да, чуть не забыл,– подошел он к шкафчику, достал из коробочек таблетки и положил в мою миску с едой. – «Это необходимо тоже съесть», – сказал он мне, почесав меня за ухом.

В ответ я посмотрел на него взглядом полным любви.

Хозяева ушли, а мы, закончив с завтраком, отправились во двор и, устроившись в полутени кустов крыжовника, начали вести свои беседы.

Я снова рассказывал Генриху о своём детстве. Он внимательно слушал. Иногда мы срывали прямо с колючих веток приятные на вкус ягоды.

К полудню приехал Пётр. Принеся с собой дурно пахнущие бумажки, он положил их на стол. Разглядывая их с задумчивостью, он глубоко вздыхал.

Я попытался встать на задние лапы, стараясь заглянуть, узнать, что же опечалило хозяина. Там были ровные ряды каких-то символов.

Такие бумажки изредка приносили люди с большой сумкой и клали их в наш почтовый ящик. Потом Максим или Петр с кислым видом несли их в дом.

Я хотел, каждый раз как увижу эти бумажки, схватить их, разорвать, уничтожить, бросить в яму в конце улицы, ведь они вносят в дом огорчение. Но помня завет матери: «Не разрушай то, что сделал человек», отказывался от этого. Кроме того, при этих мыслях, я чувствовал себя плохой собакой.

Поэтому я поковылял во двор, где мы с Генрихом хотели немного поиграть. Генрих тем временем бегал вокруг дома.

Увидев меня, он подошел.

– Ну что там? – спросил Генрих.

– Хозяин опять принёс те бумажки, от которых исходит печаль. Генрих, а ты чувствуешь огорчение хозяев из-за этих бумажек?

– Конечно, чувствую.

– А у тебя возникало желание избавиться от них? – спросил я Генриха.

– Один раз, вскоре после того, как хозяин привёл меня в свою квартирку, я попытался избавиться от этих бумажек. Как только я их схватил, меня начали ругать, я почувствовал себя скверным псом и положил их на место. Почему-то они не любят, когда мы к ним прикасаемся.

– Значит, не наше это дело, – заключил я.

Солнце стало клониться к закату, Петр опять уехал. Сорвав несколько ягод крыжовника с колючих веток и подобрав упавшие, мы улеглись у старого сарая, в котором хозяин Григорий хранил непонятные штуки, пахнущие землёй, травой и много ещё чем.

На меня нахлынули воспоминания, связанные с этим сараем. Я рассказал Генриху, как, будучи маленьким щенком, отважно ходил в это страшное, тёмное место, где находилось много непонятных штук, стоящих у стен, множество странных маленьких многоногих существ, шнырявших туда-сюда и делавших липкую прозрачную нить. Там были запахи, от которых кружилась голова и хотелось чихать. Братья и сёстры боязливо ждали у входа: «Ну что там?» – спрашивали они. Я говорил, что ничего страшного, безуспешно пытаясь стряхнуть с себя паутину. Между тем я тоже побаивался темного сарая, но страх побеждался любознательностью.

Сейчас сарай закрыт. Можно было лишь заглядывать в многочисленные щели.

Приехали Пётр и Максим. Мы пошли к ним. У Максима явно было хорошее настроение. Они привезли много еды. Кульки и пакеты потащили в дом. Мы, конечно, рассчитывали на угощенье, но хозяева посулили нам его только после ужина.

Петр с озабоченным видом позвал Максима в зал.

– Тут пришли квитанции, надо бы завтра оплатить, – сказал Пётр, подходя к столу.

– Оплатим, – беззаботно ответил Максим. – Сегодня мне не хочется брать ничего тяжёлого в голову. Может, посмотрим чего-нибудь?

– Давай, – согласился Пётр. – А что мы будем смотреть?

– Кто видел мультфильм «Балто» ? Никто? Потрясающий фильм.

Фильм был действительно потрясающий. Никогда не испытывал столько эмоций.

После этого великолепного фильма последовал не менее великолепный ужин. Еда была обыкновенная, но на нас с Генрихом напал волчий аппетит.

Потом последовало обещанное угощение. Оно было по истине королевским. Это были маленькие, синие ягоды. После них языки у нас тоже стали синими.

Ночевать мы решили в доме. Ответив на пожелание хозяев «спокойной ночи», мы легли на ковре в углу зала, обсуждая последние события.

Я был счастлив. Мне снилось, что я бегу в упряжке со своими братьями и сёстрами. В голове упряжки мать, а погонщик – хозяин Григорий. Мы бежим с ценным грузом. Бежим к свету…

На следующий день Пётр уехал один. Максим остался с нами. Позавтракав, мы втроём, направились к грустным бумагам, которые вчера принёс Пётр.

Максим брал эти бумаги одну за другой, пристально изучая каждую. Затем со вздохом включил назойливо гудящий компьютер и начал нажимать кнопки.

Нам с Генрихом хотелось уйти от этого гула, но мы понимали, что нужны здесь, чтобы помочь хозяину забыть о грустных бумагах, когда он закончит с ними заниматься.

Наконец Максим выключил компьютер, и мы подошли к нему. Он потрепал нас, почесал, поиграл с нами, и его настроение сразу улучшилось.

«Пойдём, расширим вам дверь», – сказал он решительно.

Принеся из гаража всё необходимое, он сел у входной двери, разложил инструменты вокруг себя и начал мастерить.

«Вот, – удовлетворённо сказал он, вырезав окно в нижней части двери. – Кто первый? Генрих, давай ты»

Генрих несколько раз прошёлся туда- сюда, а Максим приговаривал: «Входит и выходит и входит, замечательно выходит. Смельчак, теперь ты. Если Генрих прошёл, ты и подавно пройдёшь».

Я тоже проковылял через проём. Боль в ноге стала утихать, так что я уже мог немного опираться на неё.

«Отлично, – сказал Максим. – Теперь возьмём двустороннюю пружинную петлю и прикрутим её, чтобы дверца открывалась и закрывалась. Вот так. Наконец, саму дверцу. Её мы прикрутим ко второму крылу петли. Работает! – радостно сказал он, покачивая дверцу. – Прошу! – обернулся он к нам».

Мы с Генрихом, к явному удовольствию Максима, несколько раз прошли через дверь.

«Теперь осталась самая малость, – сказал он. – Прикрутить шпингалет».

«Ну что, парни, мы славно поработали, не мешает и перекусить. Пойду выброшу мусор и положу инструменты на место, а вы ждите меня в кухне».

Мы направились в кухню, обсуждая какие у нас заботливые хозяева. Когда вошёл Максим, мы одновременно сделали стойку на задних лапах и лизнули его в щёки.

«Ух ты! – удивился Максим. – Яблок хотите?»

Он достал из холодильника несколько яблок, помыл их горячей водой и, нарезав, положил в наши миски.

«Приятного аппетита», – сказал он.

Я любил эти сочные фрукты. Генрих ел с меньшим энтузиазмом

«Извини, друг, мясо закончилось, – развёл руками Максим. – Может, тебя заинтересует печенье?»

Я, уже закончив со своей порцией яблок, посмотрел на Максима, надеясь получить несколько. Максим дал мне пару штук. Подразнив ими Генриха, который не справился ещё с половиной яблока, сделал вид, что собрался уходить.

– Ну, держись у меня теперь, – шуткой сказал Генрих.

– Ладно, давай помогу, – сказал я. – Иди за своим печеньем.

Затем мы наконец-то вышли на улицу. Солнце светило не так ярко и было не так жарко, как вчера.

«Середина лета уже прошла», – заметил Генрих.

Максим зашёл в сарай и вынес оттуда ни на что не похожую штуку, от которой пахло травой и чем-то очень едким, похожим на то, как пахнет из выхлопной трубы автомобиля, только сильнее. Иногда хозяева доставали этот странный аппарат, заливали в него едкую жидкость, и начинался рёв пострашнее, чем от нашего старого мотоцикла.

Дверь в сарай Максим оставил открытой, так что я устроил небольшую экскурсию по нему для Генриха. Тут было не так страшно, как в детстве: большая куча из древесных опилок и еловых шишек, много ещё какого-то хлама. Количество мелкой живности и липких нитей увеличилось. Но вместе с тем было в этом месте что-то умиротворяюще-успокаивающее.

Тем временем Максим принёс из гаража едкую жидкость и завёл свой жуткий агрегат.

Мы с Генрихом легли в сарае и через дверь стали наблюдать за Максимом. Он водил этим страшно ревущим аппаратом в нескольких сантиметрах над землёй, во все стороны разбрасывая траву.

Я вспомнил и рассказал Генриху, как хозяин Григорий доставал из этого сарая длинную палку с огромным острым когтем и добивался того же результата без шума, запаха и хлёсткого разбрасывания травы.

Приехал Пётр. Мы втроём направились к нему.

– Как у вас дела? – спросил Пётр, обеими руками почёсывая нас с Генрихом за ушами.

– Оплатили квитанции, расширили собачью дверь, только что закончили косить траву, – отчитался Максим.

– Гляди-ка, даже дверь на месте, – пошутил Пётр, подходя к дому.

– Даже открывается и закрывается, – в тон его шутке отозвался Максим. – Хотел ещё петли смазать, но не знаю, какой смазкой.

– Потом смажем.

– А как дела на службе?

– Помнишь старичка, который всегда был добр к Смельчаку и Генриху и подарил нам мотоциклетную коляску? – начал рассказ Пётр, вымыв руки и шагая в сторону холодильника.

– Конечно, помню.

– К нему приехали сыновья, внуки и правнуки. Они решили устроить праздник старикам. Разожгли мангал во дворе. Но что-то пошло не так. Загорелась трава. Вызвали нас, мы всё потушили, – Пётр достал из холодильника большой кусок мяса и бросил его на разогретую сковороду, подготовленную Максимом.

Раздалось резкое шипение, и кухню наполнил потрясающий аромат, заставивший нас с Генрихом, сидевших здесь же, у окна, невольно облизнуться.

– Хорошо, что они сразу вызвали нас, а не пытались справиться с огнём сами, – продолжал Пётр. – Никто не пострадал, дом не загорелся, стариков эвакуировали молодые ещё до нашего приезда.

– В общем, всё закончилось благополучно, – подвёл итог Максим.

– Да, редкие радостные моменты нашей работы, – подтвердил Пётр, разрезая жареное мясо. – Четвероногим тоже дадим понемногу?

– Нет. Им жареное нельзя, – ответил Максим. – Тогда сделаем так.

Он достал мясо из холодильника, порезал его, промыл горячей водой в дуршлаге и положил нам вместе с обычной нашей едой.

Мы с благодарностью подошли к трапезе.

– Интересно, как там без нас, на службе? – с грустью сказал я.

– Не волнуйся, – ответил Генрих. – Там много хороших псов.

« Смельчак уже опирается на повреждённую ногу, – заметил Петр. – Завтра повезём их к ветеринару».

Утро следующего дня было пасмурным и дождливым. Два молодых человека и два пса вышли из дома и направились к старенькому белому универсалу.

Петр и Максим сели в передние кресла, мы с Генрихом устроились на заднем диване.

На Генриха напала меланхолия, что всегда случается с ним в такую погоду. Он предался своим мыслям, и мне не хотелось ему мешать. Я понимал его настроение, помнил, как мне было плохо, когда люди ломились в мои мысли, мешая мне справляться со своим горем. Я не виню их за это. Они не знали моей истории. А я знаю историю Генриха, намного более тяжёлую, чем моя.

Я начал свой внутренний диалог о смысле жизни. Любое существо имеет своё предназначение. События, происходящие в наших судьбах, тоже имеют какой-то смысл. Всё и все взаимосвязаны и имеют неведомую, общую цель.

Хозяева тоже были молчаливы. Изредка обмениваясь короткими фразами, они тоже о чём-то думали.

Вскоре мы подъехали к хорошо известному мне зданию клиники. Генрих здесь был впервые.

Когда мы вошли в кабинет, нас встретил самый огромный человек из всех, кого я когда-либо видел.

Его массивное тело источало цветочный, луговой аромат, напоминающий мне детство, когда мы с братьями и сёстрами беззаботно бегали по лугу. Его громадные руки, пахнущие многими собаками, казалось, могли обхватить всю мою голову. Бархатно-певучий голос этого великана успокаивал. Всё в нём вселяло спокойствие и уверенность.

Генрих же, наоборот, напрягся. Шерсть на загривке привстала, он тихо и глухо зарычал.

– Что с тобой Генрих? Прекрати! – возмутился Петр.

– Ничего страшного, – ответил доктор. – Мы со всеми находим общий язык. Что вам угодно?

– Генриху нужна вакцинация, – сказал Пётр.

– Вам в соседний кабинет.

Пётр с Генрихом вышли.

– А у вас что? – спросил доктор у Максима.

– У нас всё немного сложнее, – заговорил Максим. – У Смельчака был перелом ноги.

– Да, я видел его снимки.

– Странно, что она сломалась.

– Иногда кости ломаются без видимых физических воздействий: ударов, прыжков и тому подобных действий. Кость может сломаться из-за резкого напряжения мышц. Нога внезапно потеряла опору, мышцы резко напряглись - и бац.

Он хлопнул своими огромными ладонями так, что я вздрогнул.

– Понятно, – ответил Максим. – Значит, это именно такой случай.

Доктор сел в кресло на колёсиках и подозвал меня. Я подошёл. Он наклонился ко мне, попутно заглянув в глаза, в пасть, быстро ощупав тело, добрался до ноги.

Я положил левую лапу в подставленную правую руку, за что заслужил похвалу: «Хороший пёс».

Несколько минут он осматривал и ощупывал мою ногу. Пару раз было немного больно, но я стерпел это неудобство.

– Отлично, – сказал доктор. – Заживление идёт очень хорошо.

– В прошлый раз был разговор о гидротерапии. Что это?

– Вы просто ставите его в воду, и он, опираясь на ногу, ходит в ней несколько минут. Можете попробовать. Но вряд ли это ему так уж необходимо при таких результатах.

– Может, ему витамины тогда купить?

– Я бы мог выписать витамины в таблетках, но, честно говоря, от этих синтетических витаминов мало толка. Давайте ему лучше разрешённые овощи и фрукты, там комплекс витаминов и клетчатка. Намного полезнее.

– Большое спасибо! – направился к выходу Максим.

– Не за что. Это моя работа.

– Смельчак, за мной, – открыл дверь Максим.

Мне очень нравился тот человек, но Максим был моим хозяином. Поэтому я, поклонившись, немедленно повиновался.

Тем временем Генрих и Пётр были у знакомого мне доктора. Они уже ждали нас в машине.

– Как всё прошло? – спросил я у Генриха, настроение которого улучшилось вместе с погодой.

– Не люблю я таких заведений и больших людей, а от этих штук с жидкостью меня вообще колотит. Ты знаешь почему.

– Эти люди не сделали бы нам ничего плохого.

– Знаю. Но такое оставляет неизгладимый отпечаток.

– Я понимаю.

– Зато нам дали новую игрушку, – сказал Генрих повеселевшим голосом. – И карточку хозяину, от которой он обрадовался. А у тебя как?

– Судя по тону голосов людей и довольному лицу хозяина очень хорошо.

Скоро мы приехали домой, и я узнал, что это за игрушка.

Это оказался большой мяч из странного лёгкого и прыгучего материала, который издавал приятный писк, если на него сильно нажать.

Мы с Генрихом и хозяевами часто играли с этим мячом. Очень забавная вещь.

Прошло несколько солнечных дней уходящего лета. В воздухе уже горьковато пахло приближающейся осенью. Наши с Генрихом дни были спокойны и размеренны. Хозяева поочерёдно ездили на службу. Если у Петра был выходной, а Максиму нужно было ехать на работу, они оставляли нас на некоторое время одних.

Я рассказал Генриху все истории из своего детства, которые он внимательно слушал, изредка делясь своими воспоминаниями.

Пару раз мы с хозяевами ходили на речку. Рядом с обрывом, с которого я нырял, был пологий песчаный вход в реку. Максим заводил меня в воду так, что она доходила мне до шеи. Я мог полностью опираться на ногу и недолго бродил в воде, наблюдая, как торопливо расплываются мальки из-под лап; важные жабы опасливо косились на меня и ныряли в тину, когда я подходил ближе, чтобы рассмотреть их.

Генрих тоже ходил с нами. Устроившись на крутом берегу, он смотрел на воду.

Пётр и Максим устраивали соревнования по прыжкам в воду. У них не очень хорошо получалось, тем более что высота обрыва составляла не более полуметра. Но это было неважно. Мы все здорово веселились. Разбрасывая искрящиеся капли, мы беззаботно играли в воде. Даже Генрих, так и не решившийся прыгнуть с кручи, спустившись и войдя с пологого берега, присоединился к нашей щеняче-детской возне.

Выйдя из воды, мы с Генрихом начали отряхиваться. Хозяева следовали за нами, чтобы получить сноп летящих во все стороны капель.

Вскоре нога моя совсем зажила, с неё сняли неудобную пластину.

Однажды, когда хозяев не было дома, произошёл неприятный случай.

Генрих первым услышал, что кто-то тихо подошёл к забору и начал ковырять замок калитки.

Заняв выжидательную позицию за углом дома, мы следили, когда вор справится с замком. Немного повозившись, он осторожно открыл дверь. Оглянувшись, он нерешительно ступил на нашу территорию. Это был парень лет пятнадцати. Осматриваясь, но не видя нас за углом дома, он вороватой походкой, двинулся к дому.

Когда он был на полпути к дому, вышел Генрих, скалясь и рыча. Подросток бросился обратно к калитке, но Генрих был проворнее и отрезал ему путь. Парень взял крепкую палку, и тут вышел я с таким же злобным видом. Честно говоря, я бы никогда не напал на человека: генетически мы вообще не агрессивны. Но у этого парня, чувствовалось, были явно недобрые намерения.

Бедняга понял, что если он замахнётся на одного из нас, то сразу получит ответ от другого. Калитку охранял Генрих. Парень стал метаться вдоль забора, ища спасения. Но я двигался параллельно между забором и ним.

Тогда он попробовал бежать за дом, надеясь выскочить через дворовую калитку, однако в игру вступил Генрих. С легкостью обогнав его, Генрих преградил ему путь, а я занял позицию у входа.

Подросток, видимо смирившись со своей судьбой, сел на лавку возле дома и, закрыв лицо руками, заплакал.

К вечеру приехали хозяева, которых наш узник дожидался на лавке, то лёжа, то сидя, то стоя. Отойти от лавки мы ему не давали.

– В полицию мы заявлять, конечно, не будем, – сказал Пётр, садясь рядом с парнем.

– Но твоим родителям придётся позвонить, – сказал Максим. – Тебя как звать.

– Родион меня зовут, а родителей у меня нет. Детдомовский я.

– Пойду покормлю наших героев, – сказал Пётр, уступая место Максиму.

– Вот что, Родион, в детдом мы звонить не будем, хватит с тебя нагоняя от наших парней, – сказал Максим, занимая его место. – Я сам жил в детдоме и знаю, как там тяжело.

Далее было много нравоучений, которые я не стану здесь приводить.

– Хорошие у вас собаки, мне бы таких, – сказал Родион.

– Ты когда выйдешь из детдома, напиши нам. Может, сможем что-нибудь для тебя сделать. А об этом случае мы никому не скажем.

– Спасибо, Максим, – пожал его руку Родион.

– Славный мальчишка, – задумчиво сказал Макси, глядя Родиону вслед. – Напоминает меня самого в его годы.

Ночью пошёл сильный дождь, начались гроза и ветер. Двойные всполохи молний освещали всю большую комнату, где мы с Генрихом ночевали, голубоватым светом. Всё это высветило в моём разуме воспоминание о моей первой грозе, когда мы с братьями и сёстрами лежали под теплым боком матери.

Генрих спал, то тихо рыча на кого-то, то скуля, то дёргая ногами, будто пытаясь бежать. Я счёл необходимым прекратить страдания моего друга и разбудил его.

– Плохие сновидения? – спросил я, увернувшись от резкого выпада.

– О, Смельчак, это ты, а я уж боялся… Я видел этот свет, когда нас привезли убивать, и слышал громоподобные голоса.

– Ах, Генрих…

– А ты чего не спишь?

– Тоже воспоминания нахлынули… Слушай, Генрих. Как ты думаешь, что происходит с нами, собаками, после смерти?

– Не знаю. Я не думал об этом. По-моему, нужно быть хорошим сейчас, а что будет потом, может знать только Создатель этого мира.

– Мы учимся, приобретаем навыки, общаемся с людьми, любим их, а они любят нас. Мы им доверяем, дружим с ними. Не может же это пройти даром? Я видел, как умирает хозяин, видел, как умирает мать. Мать была другом хозяину, а он был другом ей. Не может же быть такого, что два друга окажутся разлучены. Перед смертью хозяина я видел какой-то отблеск в его глазах. Этот Некто, очевидно, очень любит людей, а люди любят нас. Неужели Он может разделить нас?

– Интересная философия. Но ответов нам никто не даёт. Буря стихает. Давай попытаемся заснуть.

К утру всё окончательно стихло, тучи разошлись, с неба полился золотистый свет начинающейся осени.

На лестнице появились сонные хозяева, что-то бурно обсуждая и размахивая руками. Видимо, ночь и у них была неспокойна.

«Доброе утро, – поприветствовал нас Максим. – Завтракать пойдёте?»

Позавтракав, хозяева уехали, а мы, немного побродив по дому, вышли на улицу через собачью дверь, которую хозяева закрывали на ночь и открывали утром.

На улице было очень сыро.

В нашем старом собачьем домике лежал мяч, подаренный нам в клинике. Вытащив его и немного поиграв, мы пошли на наши тренажёры, которые сделал хозяин Григорий.

К полудню приехал Пётр с большими пакетами, от которых исходил вкусный запах. Заинтересовавшись этим, мы последовали за ним. Поставив пакеты у стола, он сел на корточки рядом с ними. Мы неотступно следовали за хозяином. Сунув носы в пакеты, одурманенные большим количеством пьянящих запахов, мы улеглись рядом. Разложив на столе продукты, он начал складывать их в холодильник.

Закончив с этим делом, он обратился к нам. Мы, готовые к новым действиям, встали.

«Так, – сказал Пётр. – Теперь займёмся вами, – протянул он к нам руки, которые мы с любовью начали лизать. – Смельчак, за мной. – скомандовал Петр».

Я с интересом поплёлся за ним. Мы прошли в ванную. Раздалось шипение воды, приятный запах шампуня, и началась одна из любимейших мною процедур. Через несколько минут подошла очередь Генриха.

Я, кажется, уже упоминал, что он не любит лезть в воду. Но к таким процедурам Генрих относился со свойственным немцу «надо, значит надо».

«Теперь немного передохнём и подкрепимся», – довольно сказал Пётр.

Он сел на диван и включил телевизор, приняв точно такую позу, как хозяин Григорий. Он включил канал классической музыки и, собрав пальцы в «замок», с наслаждением слушал. Я запрыгнул на диван и лёг рядом, положив голову ему на колено. А он положил свою тёплую и мягкую ладонь мне на голову. Генрих улёгся в ногах. Всё это было очень похоже на картину из детства.

Я вдруг почувствовал себя щенком, увидел мать, которая мне что-то говорила, и мне было легко и радостно.

Оказалось, я задремал под волшебные звуки рояля.

Петр выключил телевизор – я очнулся, вернувшись в реальность. «Ну что ж, делу время, потехе час», произнес он, затем сварил рисовую кашу и разделил ее поровну.

Мы, трое, любили её и быстро съели.

Пришло время уборки. Загудел пылесос, от которого у нас, собак, «мурашки по коже». Потом Пётр взялся за швабру. Наконец, он взял венчик и стал, как ему казалось, собирать пыль. По-моему, и Генрих, очевидно, был согласен со мной, это было просто рассеивание пыли в воздухе. Мы зачихали.

Зазвонил телефон. Что-то недоброе чувствовалось в этом звонке.

Пётр взял его:

– Слушаю, – сказал он.

‒ … ‒ Пётр побледнел.

– Что? В какой больнице? Я еду, – заговорил он срывающимся голосом.

‒…

Как нельзя? Какая операция? А когда можно?

‒…

‒ Спасибо, что сообщили, – едва выговорил он и положил трубку.

Обессиленный, он упал на диван.

Беда снова пришла в наш дом.

Прошла тревожная, золотисто-бордовая осень. После того страшного случая Максима долго не было дома. Пётр каждый день ездил в больницу и возвращался к вечеру растерянный.

Мы с Генрихом не совсем понимали, что произошло, но чувствовали, что случилось нечто очень плохое.

Наконец, по прошествии времени, которое мне показалось вечностью, Пётр приехал из больницы вместе с Максимом. Мы с Генрихом, обрадованные возвращением Максима, выскочили в собачью дверь. Пётр приказал нам ждать у дома, и мы, озадаченные, уселись на небольшом крылечке.

Затем Пётр вытащил из багажника машины кресло на колёсах и подвёз его к передней дверце. Открыв её, он помог Максиму пересесть в кресло и перенёс его обездвиженные ноги на подножки.

Пётр подозвал нас. Хотя нас переполняла радость, хотелось скакать и прыгать, мы, чувствуя неловкость Максима, как можно более спокойно подошли к нему и, опёршись передними лапами на его колени, начали его целовать. Максим тоже был рад нас видеть.

После взаимных приветствований мы направились к дому, Максим, берясь за обода на больших колесах, толкал своё кресло. Пётр шёл впереди, мы с Генрихом по обеим сторонам от Максима, стараясь передать ему свою уверенность в том, что всё будет хорошо. Да, очевидно, и Максим так думал.

Открыв дверь, Пётр поздравил Максима с возвращением и спросил у него:

– Есть хочешь?

– Конечно. Я бы штук двадцать пять пельменей съел. Эта больничная еда… – поморщился Максим.

– Сейчас, я тогда в магазин сбегаю, – зашагал Пётр к выходу.

– Постой. А что у нас есть?

Пётр вернулся в кухню и открыл буфет:

– Макароны есть, рис есть, гречка…

– Отлично. Свари гречневую кашу.

– Тогда, – достал Пётр четыре небольших пакетика, – четвероногим тоже сварю.

– А пельмени мы сделаем сами. Мне как раз нужно мелкую моторику пальцев восстанавливать. Правда, я понятия не имею, как это делается.

‒ Моторика или пельмени?

‒ И то, и это.

– Я тоже. Но есть всезнающий интернет!

Когда каша была готова, Пётр разделил её на четверых.

– Наконец-то мы снова вместе, – сказал он, ставя тарелку перед Максимом. – Тебе кетчуп нужен? – он достал из холодильника тюбик и выдавил немного себе.

– Да, конечно, давай я сам, – сказал Максим. – Руки-то, слава Богу, у меня работают.

– Слава Богу? – отозвался Пётр, садясь на табурет. – Это что-то новенькое.

– Ты не против?

– Я и сам об этом думал. Но у меня в семье все атеисты. Не просто забыть атеистическое воспитание. А всё-таки интересно, почему ты задумался над этим?

– Я смутно помню, как родители меня водили в храм, – начал Максим, ковыряя ложкой свою кашу, – А потом их не стало, и меня определили в детдом. Но одиннадцать лет в детдоме не способствуют укреплению веры. И я её почти потерял. У меня был моральный стержень, и я не хотел быть плохим человеком, но это не то же самое, что вера.

– И за время, проведённое в больнице, ты вдруг вспомнил о своём детстве? – спросил Пётр.

– Постепенно. Мне на глаза попала детская Библия. Я вспомнил лица родителей, подбадривающих меня, когда я делал первые шаги в храме. Я прочитал всю книгу, параллельно восстанавливая в памяти события из раннего детства.

Некоторое время хозяева молча стучали ложками.

– Тебе повезло, – сказал Пётр, беря вскипевший чайник и разливая кипяток по кружкам, – иметь благочестивых родителей. А мне не повезло. Нет у меня этой искры.

– Да у всех она есть, – улыбнулся Максим, поднося к губам кружку. – Тут всё зависит от твоего желания. Ты должен заметить тот знак, который Он тебе посылает, и сделать первый шаг. Впрочем, хватит на сегодня.

– Может быть ты прав… – медленно выдохнул Пётр.

– Нам ещё нужно подумать, что делать с моими ногами. Врачи говорят, чувствительность вернётся, если пить специальные таблетки.

‒ Найдём тебе лучшего реабилитолога, мигом поставим тебя на ноги.

‒ А деньги?

‒ Деньги не проблема, ‒ ответил Пётр. ‒ Пару недель назад умер мой дед. Половину своего наследства он оставил мне. Это внушительная сумма. Да и раньше он нам помогал. Ты думаешь, мы так хорошо питаемся и содержим двух собак на наши зарплаты пожарных? Половину денег на покупку дома тоже он дал. Я был единственным и любимым его внуком. Даже если бы наследства не было, неужели ты мог подумать, что я тебе не помогу?

‒ Спасибо тебе.

‒ На этом, друг мой, и держится этот мир. Мы должны помогать друг другу.

Зима в этом году выдалась снежная и холодная. Каждый день Пётр, ссылаясь на врачей, которые говорили, что Максиму нужны свежий воздух и физические нагрузки, выпроваживал его на улицу. Я ходил с ним. В сидячем положении Максим был намного ниже, ему не приходилось нагибаться, чтобы достать до меня, а мне не нужно было высоко поднимать голову и смотреть наверх, чтобы прочитать его эмоции.

Некоторые люди, кстати, говорят, будто мы понимаем человеческую речь. Это так же неверно, как если бы сказали, что люди понимают наш язык. Просто мы очень внимательно следим за выражением лица человека, тоном голоса, движениями, когда он обращается к нам. Эмоции тоже пахнут по-разному. Таким образом, угадываем, чего хочет человек. Я знал одного сенбернара, который «понимал» два человеческих языка. Проводя такой анализ, он мог бы понять обращение к себе независимо от языка.

Часто Максим брал горсть снега, лепил из него комок и бросал в меня. Я скакал, уворачиваясь от «обстрела», ловил эти «бомбы», чихал, когда они попадали мне в нос. Всё это очень веселило Максима. Когда он заканчивал «обстрел», я бросался на него и лизал его руки и лицо.

Пётр с Генрихом обычно оставались дома, занимаясь домашними делами.

Однажды к Максиму подлетела пара хулиганов.

‒ Братуха, закурить не найдётся?

Как не стыдно приставать к инвалиду, да ещё и с таким вопросом?!

‒ Нет, не найдётся, ‒ спокойно ответил Максим.

‒ Чё борзый такой? ‒ сел на корточки один из отморозков. ‒ А если найду?

‒ Да нет у меня вашей бурды.

Я понял, что добром это не кончится. Меня они не испугаются. А напасть я не смогу. Я ринулся за Генрихом.

‒ Зырь, как ломанулась твоя псина, ‒ заржали отморозки. ‒ Ну всё, инвалид, хана тебе.

‒ Вы бы, чем со мной возиться, лучше подошли ещё к кому-нибудь, глядишь, и разжились бы уже чем-нибудь. А так будет только хуже, ‒ Максим понял, куда я направился и тянул время.

‒ Он ещё указывает нам. Ты что, видишь кого-то ещё?

Тем временем Пётр и Генрих расчищали сугробы вокруг дома. Увидев меня, Генрих мгновенно всё понял. С легкостью перемахнув невысокий забор, он помчался за мной. Пётр, тоже сообразив, что что-то произошло, побежал к калитке. Мы были уже далеко впереди.

‒ А вот и мои друзья бегут, ‒ заметил Максим, разворачивая кресло. ‒ Сейчас они дадут вам закурить…

Один из хулиганов попытался ударить Максима. Но подоспевший Генрих схватил его за руку.

Второй бросился бежать, но я задержал его.

‒ … и запомните: курение вредит здоровью, ‒ спокойно сказал Максим, отъехав на несколько метров и разворачивая кресло в сторону «баталии», ‒ Ладно, парни, отпустите их, ‒ обратился Максим к нам.

Мы отступили. Преступники убежали.

Прибежал, отдуваясь, Пётр.

‒ Ты пропустил самое интересное, ‒ сказал Максим, подъезжая к нему.

‒ Да мы с Генрихом снег расчищали. Прибежал Смельчак. Генрих сразу через забор, а я пока сообразил в чём дело, пока добежал до калитки, открыл, закрыл, этих спринтеров уже и след простыл. Пришлось вас искать. Ты не пострадал?

‒ Нет. На меня только замахнулся один из них, но Генрих тут же отбил у него желание ударить меня. Мне кажется, наши защитники достойны награды.

‒ Да, сейчас купим им чего-нибудь вкусненького, ‒ повернулся в сторону магазина Пётр. ‒ Максим, расскажи, что тут случилось.

‒ Да что рассказывать? Налетели два хулигана, просили закурить. После моего отказа начали корячиться: «чё борзый» и все в том же духе… ‒ говорил Максим, крутя колёса. Смельчак сразу всё понял и побежал за Генрихом. А дальше можешь себе представить. Генрих слегка потрепал более напористого, второй бросился наутек, но Смельчак его остановил.

‒ Надо было полицию вызвать.

‒ У меня нет телефона. Но ребята найдут ещё себе приключений. Я знаю их психологию. Сам едва таким не стал.

Три раза в неделю к нам приходил реабилитолог с пакетом, в котором были разные непонятные вещи. Они с Петром раскладывали специальный стол, клали на него Максима, доставали из пакета верёвки, ремни, какие-то железные штуки, подвешивали к крюкам, которые Пётр вбил в потолок, и долго занимались с Максимом.

Потом Пётр с реабилитологом клали Максима на диван, разбирали конструкцию, реабилитолог давал рекомендации и уходил. И тут приходила наша с Генрихом очередь работать с Максимом. Как сказал реабилитолог: «очень хорошо, что у вас есть собаки, они усилят терапевтический эффект».

Как-то раз Пётр притащил в дом небольшое колючее дерево, похожее на те, которые я видел в парке ещё до переезда в этот дом. Оно головокружительно пахло. Очень знакомый аромат. Но, как я ни напрягался, так и не смог вспомнить, где я мог его встретить. Я позвал Генриха, но он начал чихать, лишь только приблизился к дереву.

‒ Что вы делаете? ‒ подъехал Максим.

‒ Создаём тебе новогоднее настроение. Реабилитолог говорит, что тебе нужны положительные эмоции, ‒ ответил Пётр, обрубая нижний конец ствола.

‒ У нас же игрушек нет. Не будет же она стоять голая.

‒ Можно купить. Если здесь не будет, могу в город съездить, ‒ сказал Пётр, неся ель на веранду. ‒ Теперь сколочу для неё крестовину, ‒ пошёл он в гараж.

Через минуту оттуда донёсся звук пилы.

«Ну что, пойдём книжку почитаем?» ‒ развернул к нам своё кресло Максим.

Максим читал книгу с таким чувством, что, казалось, совсем позабыл о мире вокруг. Для него существовала только книга. Он читал на разные голоса. Час прошёл незаметно. Даже Пётр, не особенно склонный к таким вещам, потихоньку опустился в кресло и слушал с нескрываемым удовольствием, а когда Максим закончил, даже зааплодировал.

‒ Браво, Максим. Я тут подумал… а что если тебе… озвучивать книги. Купим профессиональное оборудование и всё, что нужно.

‒ Спасибо за высокую оценку. Ты правда думаешь, что что-то выйдет с аудиокнигами?

‒ Уверен.

‒ Почему бы не попробовать? ‒ согласился Максим. ‒ А теперь покажи нам свою работу.

Мы вернулись на веранду, и Пётр показал уже стоящую в крестовине ёлку.

‒ Теперь осталось купить игрушки, мишуру и гирлянды и украсить дом, ‒ сказал Петр.

‒ Сам нарядишься Санта Клаусом, Генрих будет оленем Рудольфом, а Смельчак – Санта Лапусом , ‒ засмеялся Максим.

‒ Вряд ли удастся найти оленью упряжку, ‒ улыбнулся Пётр.

‒ Да и мне уже не пять лет, ‒ подтвердил Максим.

Вечером, когда мы уже собирались лечь спать, послышались сирены.

‒ Что это? ‒ спросил Максим.

‒ Похоже, Максим, как ты говорил, наши недавние знакомые нажили себе проблем, ‒ выглянул в окно Пётр.

‒ Новый год в отделении полиции, ‒ сочувственно произнёс Максим. ‒ Не позавидуешь.

С утра началась предновогодняя суета. Максим делал салаты, в духовке запекалась курица, Пётр наряжал елку и украшал дом. Я, нацепив на себя мишуру, в радостном возбуждении носился по дому. То забегал в кухню, вдыхая чудесный аромат запекающейся курицы, то бежал на веранду, проверяя, как дела у Петра. Он уже заканчивал наряжать ёлку. Большие разноцветные шары, висевшие на ветках, причудливо отражали всё, что попадало в их «поле зрения». В гостиной был включен телевизор, на экране пели новогодние песни.

На Генриха опять напала меланхолия. Я подумал, что неправильно грустить в такой день. Я и сам не знал, какой такой, но явно день был необычный.

‒ Всё грустишь? ‒ сел я рядом.

‒ Никак не могу справиться с воспоминаниями, ‒ вздохнул Генрих.

‒ Но, Генрих, ты же сам говорил: «Чем дольше ты будешь жить в прошлом, тем сложнее будет выбраться в будущее».

‒ Видимо, давать советы легче, чем выполнять их самому. Каждый раз собираюсь закрыть дверь прошлого и больше не возвращаться к ней, но, когда подхожу к этой двери, чтобы закрыть её, она затягивает меня снова.

‒ Значит, надо найти новое переживание, которое затянуло бы тебя, ‒ решил я.

‒ Как у тебя всё просто! Мне бы так.

‒ Да, я знаю. У тебя было тяжелое детство. Когда я потерял мать, я тоже впал в отчаяние. «Ты не в силах вернуться в прошлое и изменить его. Нужно смотреть на то, что у тебя сейчас под лапами, смотреть, куда ведет тебя тропинка, не вешать хвост и держать нос по ветру», ‒ сказал мне тогда внутренний голос. И я встретил вас, тебя и хозяев. И это переживание затмило предыдущее.

‒ Ох, наверное, у меня так не получится. Да и где его взять, это переживание.

‒ Нужно надеяться и ждать. Судьба что-нибудь и для тебя придумает.

‒ Поговорил я с тобой, и грусти моей след простыл. Спасибо тебе.

‒ Не за что. Для этого и нужны друзья. Пойдем, пообедаем.

После обеда мы вчетвером вышли на улицу. День был солнечный и морозный, как тогда, когда мы жили в старой квартире. Снега выпало столько, что Максим сам не мог ехать на своей колеснице, и Петру приходилось толкать её.

Послышался шум автомобилей. Впереди ехал легковой, за ним пыхтел грузовой. Мы увидели, как они остановились у соседнего дома.

Легковой заглушил двигатель. Постепенно начали открываться двери. Оттуда вышли мужчина, женщина, девочка и… моя сестра.

Я так обрадовался, что со всех ног бросился к ней, задев Максима, а затем и вовсе растянулся, не заметив небольшую ледяную лужу.

Все засмеялись, но меня это не обескуражило. Я вскочил и бросился на сестру. Не узнав меня, она обнажила зубы и вцепилась в мой загривок. Мы кубарем покатились, напоминая собой снежный ком для снеговика с торчащими во все стороны восемью лапами.

Ничего не понимая, Генрих бросился нас разнимать. Когда он растащил нас, сестра взглянула на меня и бросилась вновь, но уже затем, чтобы, визжа и виляя хвостом, выразить свое ликование по случаю неожиданной встречи.

«Что происходит, Грета? ‒ подошла к нам девочка. ‒ Ты никогда не вела себя так странно. Это твои друзья? Один из них очень похож на тебя. Вы как брат и сестра, ‒ погладила она меня по носу, а я лизнул её руку в знак приветствия. ‒ А этот серьёзный джентльмен, ‒ повернулась она к Генриху, ‒ должно быть его друг», ‒ заключила девочка.

‒ Катя, сколько раз я тебе говорила не подходить к незнакомым собакам, ‒ крикнула женщина, беря из грузовой машины большую коробку.

‒ Смотри, мамуль: наша Грета и вот этот пес - как две капли воды, ‒ указала на меня девочка.

‒ Здравствуйте, ‒ подошли к ним Пётр и Максим. ‒Не бойтесь, это наши собаки, они никого не трогают, особенно детей.

‒ Здравствуйте. Значит, вы наши соседи? ‒ заметила женщина, ставя коробку на место.

‒ Да, ‒ ответил Пётр.

Хозяева по очереди представились, подавая ей руки.

‒ Надежда, ‒ назвала своё имя женщина, ‒ Моя дочь Екатерина и мой муж Алексей.

‒ Очень приятно, ‒ пожал руки Петра и Максима Алексей.

‒ Позвольте вам помочь, ‒ взял одну из коробок Пётр.

‒ От меня вам толку мало будет, ‒ сказал Максим. ‒ Поеду к собакам.

‒ Я пойду с дядей Максимом, ‒ подхватила Катя.

Я уже успел рассказать сестре о своих приключениях, о смерти хозяина, о гибели матери. А Генрих поведал ей обо всем, что произошло после нашего с ним знакомства.

‒ Дядя Максим, а как зовут ваших собак?

‒ Лабрадора – Смельчак, а овчарку – Генрих.

‒ Смельчак и Грета - брат и сестра?

‒ Не знаю. А почему ты так думаешь?

‒ Вы видели, как Смельчак обрадовался? По-моему, это не просто так.

‒ А как звали человека, у которого взяли Грету?

‒ Я не знаю. Папа знает.

Тем временем мы с Генрихом завершили свой рассказ.

«Познакомься с одним из наших хозяев, ‒ сказал я сестре».

Мы подошли к Максиму. Генрих знакомился с Катей.

Я поставил передние лапы на колени Максима и лизнул его в нос. Сестра скромно подошла под правую руку.

‒ Какой Генрих красивый! ‒ с восхищением сказала Катя.‒ А кто чей?

‒ Вообще-то мы не делим их между собой, но если говорить о парах, наверное, я и Смельчак, Пётр и Генрих.

‒ Почему?

‒ Я легкомысленный, как Смельчак, а Пётр с Генрихом более рассудительны.

‒ Мама тоже говорит, что чаще всего характер собаки совпадает с характером хозяина. Вообще, она очень много с ними занимается на работе.

‒ А кем работает твоя мама?

‒ Точно не знаю. Она тренер.

‒ Тренер-кинолог?

‒ Ага. Не понимаю, почему кинолог?

‒ А как нужно? Собаколог? Или щенолог? Слово «кинолог» происходит от греческих слов, которые переводятся, как собака и учение.

‒ Значит, учение о собаках.

‒ Верно.

‒ Мама два раза брала Грету на работу. Она говорит, что, если бы Грета была моложе, она бы стала отличным поводырём.

‒ Так твоя мама работает в школе поводырей? Интересно. А когда вы взяли Грету?

‒ Это был мой день рождения. Мне исполнилось тогда семь лет.

‒ А теперь сколько.

‒ Двенадцать.

‒ Значит, пять лет назад? Смельчак у нас тоже примерно пять лет. Похоже, они и вправду, брат и сестра. Но точку в этом расследовании может поставить только твой папа.

‒ А как Смельчак попал к вам?

‒ Об этом я расскажу всем вместе. Это очень интересная история.

‒ Хорошо.

Вечером мы пригласили наших новых соседей на празднование нового года, их новоселья и нашего знакомства. Все были веселы и нарядны. Вкусно пахло мандаринами и еловой смолой. Дом был украшен гирляндами и мишурой. За окном гудел ветер, стояли белые горы, с неба сыпались серебристые хлопья.

Все шумно поздравляли друг друга с наступающим. Катя даже успела сделать поделку в виде двух маленьких щеночков, лежащих на ватном одеяльце, которую преподнесла нам с умильным выражением лица. Как только она поставила свой подарок, я сорвался с места и начал целовать её руки, пахнущие весенней луговой травой. Генрих не позволял себе таких вольностей. Степенно подойдя к девочке, он положил ей голову на плечо. Тогда она обняла нас, похлопывая ладонями по спинам.

Потом люди сели за стол. Бряцая посудой и рассказывая о себе, они стали с аппетитом уплетать, всё, что приготовили Максим и Пётр и что принесли гости.

Оказалось, что «мамуля», как называет маму Катя, работает в центре подготовки собак-поводырей для незрячих и слабовидящих людей. «Папочка» ‒ юрист в крупной фирме, производящей собачье питание. Катя учится в школе. Как и родители, обожает собак и мечтает работать с ними. Так что сестре очень повезло попасть к ним.

После рассказа Петра и Максима о себе Катя напомнила:

‒ Дядя Максим, вы обещали рассказать, как вы познакомились со Смельчаком.

‒ Точно, ‒ ответил Максим. ‒ Ну, слушайте.

Он рассказал о том, как я пришёл на пожар, о поиске моего хозяина, о том, как узнал меня ветеринар и дал адрес и номер телефона хозяина, как они с Петром купили этот дом.

‒ Удивительная история! ‒ сказал Алексей. ‒ Я ведь взял Грету из этого дома. Значит, они и в самом деле брат и сестра.

‒ Я же говорила, ‒ расплылась в улыбке Катя. ‒ Вон, как они друг другу обрадовались. И сейчас наговориться не могут.

‒ А сколько всего было щенков? ‒ спросил Пётр у Алексея.

‒ Шестеро или семеро, точно не помню.

‒ Соседи сказали, что они были вдвоём с матерью, когда умер Григорий, ‒ вспомнил Максим. ‒ Интересно было бы знать, что с ней случилось.

‒А Генриха вы где взяли, дядь Петь? ‒ спросила Катя.

‒ Генриха я нашёл еле живого, с двумя сломанными рёбрами в парке, недалеко от того места, где мы с Максимом тогда жили.

‒ Его сбила машина?

‒ Точно неизвестно. Я задал этот вопрос ветеринару, к которому тотчас же отвёз Генриха. Он ответил, что характер повреждений нетипичен для наезда автомобиля. Скорее, хулиганы постарались.

‒ Как можно обижать братьев наших меньших? ‒ вспыхнула праведным гневом Катя. ‒ Я тоже, когда вырасту, буду искать бездомных животных и помогать им или буду, как мамуля, тренировать собак. Ещё не решила.

‒ Надежда, расскажите о своей профессии, ‒ попросил Максим.

‒ Наша организация занимается обучением собак-поводырей для незрячих и слабовидящих людей. Мы берём щенков трёх-четырёх месяцев, проводим первоначальное тестирование, затем обучаем отобранных, каждый месяц экзаменуем учащихся, выявляя лучших. Выпускаем высококвалифицированных профессионалов. Выдаём дипломы и все необходимые документы.

‒ Сколько времени занимает обучение?

‒ В среднем полгода занимает обучение и еще полтора-два месяца уходит на инструктаж хозяина, привыкание к нему собаки.

‒ Наверное, не любая собака может стать поводырём?

‒ Конечно. К поводырям предъявляются особые требования. Уравновешенная психика, умеренный темперамент, умение сосредотачиваться, хорошая память - вот только основные из них. У нас до диплома доходят лишь десять-пятнадцать процентов из первоначального отбора. Обычно поводырями становятся лабрадоры, золотистые ретриверы, немецкие овчарки.

Пришла весна. Ласковое солнце прогревало мёрзлую землю, растапливая снег, которого было так много, что земля была не в состоянии впитать с каждой минутой образовывавшуюся воду. Она собиралась в ручейки, находя себе русло в следах от колёс автомобилей или прокладывая свой путь.

Иногда Петр, папочка и люди из других домов, вооружившись тяжёлыми ломами и лопатами, помогали воде прокладывать себе дорогу, отбивая твёрдый лёд, ещё не успевший растаять и присоединиться к весело журчащему потоку.

Вся эта вода текла вниз по склону к реке, подобно тому, как мы, неразумные щенки, ползли к матери, движимые шестым чувством, ввиду недоступности первых двух.

На реке трескался лёд. Оттуда доносились скрежет и хлопки. Мы с Генрихом и Катей часто бегали к реке наперегонки. Иногда, чтобы доставить Кате удовольствие, один из нас или мы оба немного отставали от неё. На речке мы с интересом наблюдали за весенними переменами, находили новые трещины. Катя тщательно записывала все изменения в своём дневнике наблюдений.

Катя показывала нам свои детские рисунки. Нам нравилось её творчество, поэтому мы с радостью согласились, когда она предложила нарисовать наш портрет. Она посадила нас рядом, выстроила композицию и велела не шевелиться, что было довольно непросто. Через некоторое время Катя показала нам свою работу. Нам очень понравилось. Обрадованная девочка всем демонстрировала рисунок и получала восторженные отзывы.

Ещё у нас две радостные новости: одна связана с Максимом, вторая ‒ с Генрихом и Гретой. Не знаю, с какой начать. Пожалуй, начну с Максима.

Сразу после нового года у Максима быстро стала возвращаться чувствительность ног. Реабилитолог говорит, что скоро Максим сможет ходить. Пётр установил на веранде специальный стол с ремнями для рук и ног. Максима клали на этот стол, застёгивали ремни на руках, ногах и грудной клетке и поднимали головную часть, так что он стоял. Реабилитолог говорит, что, если дело пойдёт в таком темпе, очень скоро Максим будет ходить на костылях.

Вторая новость состоит в том, что Генрих сделал Грете предложение лапы и сердца, которое она без колебаний приняла. Я скоро стану дядей!

Как и предполагал реабилитолог, дела Максима быстрым темпом пошли на поправку. Он уже мог вставать со своей коляски, недолго стоять, опираясь на костыли, поддерживаемый Петром за талию. Мы с Генрихом тоже были рядом для эмоциональной поддержки. Когда Максим садился, мы подходили к нему и старались развеселить его.

Ещё через несколько дней Максим начал делать несколько шагов от коляски и обратно. Я вспомнил, как мы с матерью заботливо окружали хозяина Григория в его неуклюжих передвижениях. Сейчас это было лишним, ведь сильные руки Петра не позволили бы Максиму упасть. Но мы всё равно были рядом, ведь любое дело удаётся лучше, если знаешь, что рядом с тобой верные друзья, готовые прийти на помощь в трудную минуту.

Так прошло ещё несколько дней, Максим с помощью Петра и костылей проходил уже всю гостиную, выходил в прихожую и через кухню добирался до веранды и обратно.

Мы с Генрихом непременно ходили вместе с ними, подбадривая Максима и отмечая каждый его шаг. Конечно, мы не могли дать никакой физической помощи. Но когда Максим ложился на диван, усталый и раскрасневшийся от напряжения, наступала наша очередь заниматься с ним.

На любовном фронте Генриха тоже всё было превосходно. Он обхаживал Грету, опекал её, заботился о ней. Как она мне сказала, Генрих даже слишком её опекает. Генрих не разрешал Грете лишний раз двигаться. Он даже еду ей приносил.

‒ Представь, каким он будет отцом, ‒ отвечал я. ‒ Генрих любит тебя и будет любить щенков ещё больше. Он надёжный и ответственный пёс. С ним ты будешь как за каменной стеной. Если хочешь, я поговорю с ним насчёт чрезмерной опеки.

‒ Нет. Не стоит его расстраивать. Там, где мы жили раньше, многие через это прошли. Они говорят, что процесс этот недолгий. А раз так, то я потерплю.

Катя и мамуля по полдня не были дома. Папочка их отвозил, через некоторое время приезжал обратно и уходил в свою комнату. Там не было других людей, но оттуда после его прихода начинали доноситься разные голоса.

Потом папочка выходил из комнаты с «невидимками», делал себе пару бутербродов, наливал чай, съедал всё это, нервно поглядывая на часы, и уезжал. Возвращался он к обеду с Катей и мамулей. Катя первым делом выясняла наше местонахождение и проверяла, как у нас дела. Мамуля готовила обед. Мы все, пять человек и три собаки, собирались во дворе вокруг большого квадратного стола.

После обеда – небольшой отдых.

Затем Катя и папочка садились за письменный стол в гостиной, доставали книги, тетради, ручки, карандаши и начинали, тихо переговариваясь и смотря в книги, что-то записывать. Мамуля на кухне садилась у окна и вязала. Я, лёжа под батареей отопления, заворожённо смотрел, как мелькают в её руках тонкие, блестящие спицы, в мгновение ока делающих из шерстяной нити ряды петель, которые соединялись в красивую одежду, которую носила вся семья. Изредка мамуля надевала на себя свои изделия и спрашивала «тебе нравится?». После моего подтверждения, она обещала связать кофточку для меня.

«Зачем мне одежда, тем более вязаная? ‒ думал я. ‒ У меня есть своя шерсть. Ещё можно понять, когда делают одежду для маленьких собачек. У них и шерсти почти нет.

Вообще, жаль мне их. Какие работы они выполняют, кроме того, что развлекают своих хозяев, да ездят по выставкам, опять же в угоду своим хозяевам? Часто они бывают злыми. Да и как не быть злым, когда понимаешь, что никакой пользы обществу не можешь принести, людям ты нужен только, чтобы удовлетворять свои потребности, а когда ты уйдёшь из этого мира, тебе найдут замену в этот же день. К тому же приходится терпеть унизительные процедуры одевания, сюсюканий, стрижки, язык не поворачивается назвать это шерстью, стрижки когтей. Охрана. Их самих нужно охранять. В лучшем случае могут оповестить о незваных гостях. В других областях тоже им нет применения. С такими даже не побегаешь по утрам. Всю жизнь на диване с мелкими перебежками по квартире, выход на улицу под мышкой у хозяйки. Да и жизнью это назвать трудно. Врагу не пожелаешь такой жизни.

Собаки побольше оправдывают своё существование. Не требуют одежды. Менее прихотливы к еде. Они помогают людям в повседневных делах. В охоте (например, сеттеры) «поднимают на крыло» птицу и бегают за ней, когда её подстрелит охотник, некоторые загоняют дичь (легавые). Ретриверы могут приносить охотнику птицу и мелкую дичь. Таксы бесстрашно идут в норы и выгоняют на поверхность норных животных. Да и в других областях мы помогаем человеку, бесспорно принимая его ведущую роль.

Но если домочадцам покажется забавным меня одевать, да на здоровье. Лишь бы на улицу не выводили, ‒ засмеют другие псы. Хотя, ради своих людей я готов стерпеть и это.

Когда Катя заканчивала занятия, папочка опять уходил в свою странную комнату, а мы с Катей выбегали на залитый золотистыми лучами майского солнца двор, где нас ждали Генрих и Грета, обсуждая методы воспитания будущих щенков.

Катя брала летающую тарелку - фрисби - и мастерски запускала её. Мы с Генрихом по очереди ловили диск. Я, помня про свою травму, не прыгал. Зато что вытворял Генрих! Будто всегда этим занимался. А ведь он никогда раньше не видел этого предмета. Я видел издалека в парке, куда мы ходили с Петром, как два человека бросали тарелку друг другу, а между ними метался пудель, безуспешно пытавшийся схватить её. Я тогда не понял смысла этого действа. И только Грета объяснила нам, что это такое и что с этим делать.

Сама Грета, находилась под чутким контролем Генриха и лежала в стороне, наблюдая за нашими забавами.

‒ Ты куда? ‒ строго спросил он, когда Грета встала.

‒ Генрих, я ценю твою заботу, но, думаю, щенкам не будет пользы от того, что мать не будет двигаться. Обещаю не бегать и не прыгать. Ловить, только если летит в мою сторону, и подбирать с земли, если кто-то из вас не поймает.

‒ Ладно, ‒ согласился Генрих. ‒ Только если замечу нарушение уговора – дисквалифицирую.

‒ Я же обещала.

Так мы играли до вечера. Не только во фрисби. Ещё я прикатил мяч, подаренный нам в клинике. В прятках мне не было равных, потому что я с детства знал каждый уголок.

На ночь Генрих оставался с Катей, Гретой, мамулей и папочкой.

Я спешил к Максиму, которому была нужна моя терапевтическая помощь.

Однажды Максим начал куда-то собираться. Он уже совсем обходился без коляски, неплохо передвигаясь на костылях,

Пётр уехал в город. Кстати, автомобиль мы купили новый. Старый универсал хозяина Григория пришёл в негодность. Новый, тоже универсал, разительно отличался от старого. От него не пахло так сильно, когда его заводили, он был гораздо более тихим, кроме того, на старом стали появляться рыжие пятна.

Генрих, как всегда, был с Гретой. Домой он заходил редко и ненадолго, отдавая всё своё время возлюбленной. Так что в доме мы были одни.

Максим подозвал меня. Я встал со своей лежанки и направился к нему. Я был рад неожиданной прогулке.

Мы вышли из дома. Максим ещё ни разу не выходил из дома на костылях. Он «скакал» весьма уверенно, но я всё равно шёл позади него и внимательно смотрел, не падает ли он, чтобы успеть подставить ему свою спину. Пару раз мне показалось, что он упадёт, и я с готовностью устремлялся туда, куда он наклонялся. Но Максим искусно выравнивался, хваля меня за поддержку.

Так мы дошли до места, где стояло очень красивое здание. Вокруг него ковром росли потрясающие цветы. Я почувствовал исходящую от здания восхитительную, умиротворяющую атмосферу.

«Дальше тебе нельзя, ‒ сказал мне Максим, остановившись у калитки. ‒ Можешь побегать вокруг ограды».

Сделав непонятные мне движения, он робко двинулся дальше. Я, проводив его взглядом, потрусил на луг.

Я бегал, кувыркался в душистой траве, наблюдал за разноцветными бабочками и толстыми мохнатыми шмелями, деловито обследовавшими желтоголовые одуванчики. Нахлынувшая радость давала силы на долгое активное времяпрепровождение.

Однако после продолжительных весёлых игр я всё же устал. Вернувшись к ограде, я лёг на прогретую солнцем землю около калитки и стал ждать Максима.

В голову хлынули хорошие мысли, с которыми я вёл беззвучный диалог. Я думал о закулисном мудром Управителе, Который связывает всех нас, указывает нам путь, даёт всё необходимое для жизни. С этими мыслями я незаметно для себя задремал.

Проснулся я от чудесных звуков. О, какое это было наслаждение! Ничего подобного я ещё не слышал.

Стали выходить люди. Я смотрел туда, откуда выходила толпа, и ждал Максима. Но он не выходил. Народ с весёлым шумом вышел из калитки.

‒ Какой ты хороший, ‒ услышал я тоненький, прелестный голосок

Я повернул голову и увидел небольшую женщину.

‒ Здравствуй, ‒ подошла она и почесала меня за ухом. ‒ Ты чей?

‒ Мой, ‒ ответил подошедший Максим.

‒ О, здравствуйте, ‒ резко повернулась к нему женщина.

‒ Здравствуйте, ‒ слегка удивлённо ответил Максим. ‒ Максим, ‒ подал он ей руку.

‒ Нелли, ‒ представилась женщина, пожав указательный и средний пальцы Максима. ‒ Хороший у вас пёс, Максим. Я очень люблю собак. И давно мечтала завести щенка, но как-то не складывалось.

‒ Вам повезло, ‒ обрадовался Максим. ‒ У нас дома немецкая овчарка и беременная сестра Смельчака. Один из новорожденных может быть вашим.

‒ Три собаки в одном доме? ‒ удивилась Нелли. ‒ Да ещё и щенки будут.

‒ Не совсем так, ‒ улыбнулся Максим. ‒ Всё сложнее и запутаннее. Хотите, расскажу по дороге?

‒ Пожалуй, люблю «собачьи» истории. «Белый Бим Черное Ухо» - любимая с детства книга.

‒ Так вот, сначала у нас с другом был Генрих, потом откуда ни возьмись, прибежал Смельчак. Мы пытались найти его хозяина. После безуспешных попыток отвезли его к ветеринару. Тот узнал пса и дал адрес хозяина. Выяснилось, что хозяин умер, дом продаётся. Мы купили его и несколько лет живём здесь. Недавно у нас сменились соседи. У них и оказалась Грета. Она приглянулась Генриху, и скоро у них будут щенки.

‒ Удивительная история, ‒ тихо сказала Нелли. ‒ Значит, Генрих – немецкая овчарка, а Грета – сестра Смельчака?

‒ Да. Вы можете со всеми познакомиться. Наш дом недалеко. Пойдемте?

‒ Ну что ж…Если все Ваши воспитанники так же дружелюбны, как Смельчак, думаю, они не будут возражать против нового знакомства.

‒ Нелли, а расскажите немного о себе, ‒ вдруг попросил Максим.

‒ Даже и не знаю, что сказать. Живу как все. Работаю учителем музыки в школе, пою в храме. Вот и всё.

‒ А в школе требуется учителя ОБЖ или трудов? ‒ неожиданно спросил Максим.

‒ Точно не знаю. По-моему, нужен учитель физкультуры.

‒ Вряд ли директору понравится учитель физкультуры на костылях, ‒ улыбнулся Максим.

‒ Я узнаю завтра, какие у нас есть вакансии и вам сообщу.

‒ Буду ждать.

‒ А теперь ваш черёд рассказывать о себе. Про ваших питомцев я уже много знаю, а про хозяина – совсем ничего. Кроме его желания стать школьным учителем

‒ Что же. Работал пожарным, получил травму, сейчас записываю аудиокниги.

‒ Я читала о вас заметки в газете. О Смельчаке, что он повредил лапу, выводя ребёнка из горящего дома. А на вас упала горящая балка, вы получили ожоги и травму позвоночника.

‒ Всё так. Ещё с нами работал Генрих. У того под носом взорвалась какая-то банка и он получил ожог обонятельных рецепторов. А чем вы можете удивить?

‒ У меня есть музыкальное образование. Не консерваторское, конечно. Окончила музыкальную школу, дальше самоучкой. Могу на фортепиано играть.

‒ Я очень люблю слушать фортепиано. Слышал «вживую» только в школе на уроках музыки.

Некоторое время спутники молчали, о чем-то задумавшись. Наконец прозвучал тихий и серьезный голос Нелли:

‒ Максим, вы сказали, что несколько лет живёте здесь, но в храме я вижу вас первый раз. Почему? Простите за бестактность.

‒ Охотно вам отвечу. Родители у меня были верующими, благочестивыми людьми. Крестили меня, мы вместе ходили на… ох, подскажите мне…

‒ На Литургии, ‒ подсказала Нелли.

‒ Да, да, Литургии. Но когда мне было семь лет, родители погибли в автокатастрофе. Далее одиннадцать лет в детском доме. Жизнь в детдоме не способствует духовному росту. Более того, я всё забыл и чуть не стал вором и бандитом. Но, видимо, меня спасло, то, что родители водили в храм.

‒ Несомненно.

‒ В сентябре, на вызове, на меня упала горящая балка. У меня появился «свободный» месяц. Я начал вспоминать, чему учили меня родители, прочитал детскую Библию. Долго не решался вернуться в церковь, но всё же…

‒ Да, Христос говорит, что пастырь, нашедший одну отставшую овцу, радуется более, чем о девяноста девяти, находящихся с Ним.

‒ А я-то как рад, что меня нашли!

‒ Как говорит Льюис устами Аслана: «Ты бы не позвал меня, пока я не позвал бы тебя».

‒ Точно.

‒ А мои родители отказались от меня, ‒ сказала Нелли, в очередной раз беря поднесённую мной палку и снова кидая её.

‒Как это?

‒ Они рьяные коммунисты, атеисты, партийные. Хотели и меня в таком духе воспитать. Но в шестнадцать лет, проходя мимо небольшой часовни, я услышала голос, призывающий меня. С того дня я стала втайне от родителей и друзей посещать богослужения. Через два года стало невозможно скрывать веру, и я, приняв Крещение, открылась родителям. Что тут началось! Вспомнить страшно. Папа даже сказал: «Если ты не разделяешь мои убеждения, ты не моя дочь». Мама называла меня неблагодарной. Говорила, что они с отцом жизни свои на меня положили, дали мне образование, а я позорю их.

Я рассказала всё нашему батюшке, отцу Алексию. Он иногда приезжает к отцу Виктору. Отец Алексий благословил меня ехать сюда, к благочестивой старушке, у которой погибли двое сыновей на афганской войне. Так я прожила шесть лет у неё названой дочерью. Год назад старушка почила, подписав свой дом мне. Так и живу я здесь. Одна печаль. Родителей жалко. Я, по слову Христа, молюсь за них в келейной, то есть домашней молитве, так как они не крещены.

‒ Вот и наш дом, ‒ сказал Максим, когда мы не спеша подошли к калитке.‒ Добро пожаловать.

Очевидно, завидев нас издалека, навстречу нам вышли Пётр, Катя и мамуля.

Не знаю, что делали люди при встрече, уставший я сразу же отправился во двор соседнего дома, где выдумщица Катя построила шалаш для Генриха и Греты.

‒ Где был? Что видел? ‒ начали спрашивать они.

‒ Я был в удивительном месте! Трудно это описать. Правда, Максим меня за забор не пустил, но свою порцию радости я получил. Если он туда ещё пойдёт, можете с нами.

‒ Хорошо, ‒ сказал Генрих. ‒ Я давно тебя знаю, ты плохого не посоветуешь.

‒ Я знаю его ещё дольше и могу сказать это наверняка, ‒ подтвердила Грета Генриху. ‒ Помнишь, как в школе мы боялись пройти по балке на высоте, а ты пошёл первый, а потом подбадривал нас? Так мы друг за другом и перешли.

‒ Но это еще не всё, ‒ продолжал я. ‒ Максим встретил девушку. То, что я видел между ними, поразило меня. Это и сейчас чувствуется. Пойдите, посмотрите. А я посплю. Набегался от радости.

Прошло несколько счастливых, богатых на общение дней. Люди находились в необычном радостном волнении. Каждый, кому я попадался на пути, тут же начинал меня трепать, чесать, мять и тискать. Я не возражал, хотя, признаюсь, мне не всегда было это приятно. Но я готов был терпеть эти неудобства. Если им это приносит удовольствие и спокойствие, почему бы нет? В конце концов, это одна из обязанностей любой порядочной домашней собаки,

Женская половина нашей расширенной семьи любила рассказывать мне свои секреты и тайные желания. Сложно найти более надёжного хранителя секретов, чем собака. Другие животные, конечно, тоже не выдадут секретов, но они не будут отвлекаться от своих дел, ради того, чтобы послушать человека. А собака ещё и благодарный слушатель. Вспомнить хотя бы фильм «Иван Васильевич меняет профессию», который любил смотреть хозяин Григорий. Помните, как сородич Генриха слушал одного из героев?

Нельзя сказать, что собаки понимают слова людей, но мы умеем по интонации, тембру голоса и мимике считывать человеческие эмоции.

Здоровье Максима почти полностью восстановилось, и он поделился со мной, как с самым надежным хранителем тайн, своим намерением сделать предложение руки и сердца Нелли. Он рассказал мне, по этому особому случаю придуманный сценарий. С Петром они съездили в город, купили обручальное кольцо и несколько флаконов с пеной для ванны. Максим даже стихотворение сочинил:

Из бурной пучины морской

Выходит мой верный собрат,

Выносит он дар золотой

Для той, что прекрасней наяд .

В этом сценарии мне отводилась чуть ли не главная роль. И начались репетиции. Мы с Петром и Максимом шли к реке, Максим стоял на берегу и читал четверостишие. Мы с Петром стояли за крутым берегом. По сценарию я должен был выйти, как только Максим прочитает первую строчку. Пётр придерживал меня, чтобы я привык выходить в нужное время. Через несколько прогонов я и сам запомнил этот момент.

Наконец, мы устроили генеральную репетицию в «костюмах». Пётр прицепил к моему ошейнику коробочку с кольцом, разлил мыльную жидкость у берега, я встал на исходную позицию, и Максим начал читать.

Всё отлично получилось, и Максим решил, не откладывая, уже завтра сделать Нелли предложение.

На следующий день, когда пришла Нелли, Максим шепнул Петру, чтобы мы шли к реке и приготовились. Пётр, как вчера, прицепил на мой ошейник коробочку с кольцом, вылил содержимое оставшихся флаконов в реку у берега, пришли Максим и Нелли, и представление началось.

Максим прочитал первую строчку, я медленно стал выходить на берег с гордо поднятой головой, величественно ступая, Нелли, очевидно о чем-то уже догадываясь, засмеялась. Я дошёл до Максима и, почтенно склонив голову, ждал, пока он снимет коробочку.

Максим подошёл к Нелли, открыл перед ней коробочку, сказав слова, которые я опущу.

Она сделала вид, что задумалась, разыгрывая драматическую паузу, и …согласилась.

Прибежала Катя. Следом пришли мамуля и папочка. За ними неспешно шли Грета и Генрих. Очевидно, у Греты подходил срок, и Генрих не разрешал ей быстро ходить. Все стали поздравлять Нелли и Максима.

Максим решил завтра устроить небольшой праздник, затем зарегистрировать брак и повенчаться, а потом поехать в свадебное путешествие. Нелли не возражала.

На следующий день они накрыли стол во дворе, пригласили соседей и коллег по работе. Праздник был весёлым, но скромным.

И я там был, мёд-пиво пил, по усам текло, да в пасть не попало.

Мы с Генрихом и Петром были друзьями жениха, Катя, мамуля и Грета – подругами невесты.

После праздника Максим и Нелли отправились в город, подали заявление о бракосочетании.

Через несколько дней, после женитьбы Максима и Нелли, произошло новое радостное событие.

Грета, почти всё время лежавшая около шалаша, тяжело встала и вошла в шалаш. Её место занял обеспокоенный Генрих. Через некоторое время из шалаша донёсся писк и тихое довольное рычание Греты.

Взволнованный Генрих решился заглянуть внутрь. Он выбежал окрыленный, улыбаясь во всю пасть. Таким меланхолика Генриха я еще не видел. Я тоже заглянул в шалаш. Счастливая мать лежала на боку, растянувшись во всю длину, с закрытыми то ли от удовольствия, то ли от усталости, скорее, от того и другого, глазами, а к животу, словно маленькие насосы, прильнули четыре крошечных комочка.

«Неужели и мы такими были?» ‒ мелькнул у меня в голове вопрос.

Услышав моё приближение, Грета открыла глаза, подняла голову, с нежной любовью посмотрела на щенков, сдвинула лапы, будто ограждая свое потомство от опасности, и обратила на меня свой лучезарный взор.

«Поздравляю, сестрёнка», ‒ тихо произнёс я.

Она не ответила, положив голову обратно и закрыв глаза. Я понял, что ей нужно восстановить силы и тихонько вышел.

‒ Как тебе наши малыши? ‒ подскочил ко мне сияющий Генрих.

‒ Отличные малыши, на тебя похожи, ‒ польстил я Генриху.

‒ Так ты и рассмотрел в них меня? ‒ сощурился Генрих.

‒ Ой, Генрих не начинай, ‒ покачал я головой. ‒ Уверен, когда подрастут, они будут такими же сильными и отважными, как их знаменитый отец.

‒ Чем же я, по-твоему, знаменит? ‒ шутливо оскалился Генрих и с глухим рычанием пошёл на меня,

‒ Тем, что искал людей под обломками на пожаре, ‒ отвечал я, принимая бой.

‒ Тогда не более знаменит, чем ты, ‒ серьезно и твердо произнес Генрих, глядя исподлобья.

‒ Я-то здесь при чём? ‒ рыкнул на него я.

‒ При том, что ты выводил людей из огня, ‒ готовился к выпаду Генрих.

‒ Но Генрих, нас выбирают люди, может, ты лучше бы справился на моём месте.

‒ Хватит препираться, пора переходить к делу. Защищайся.

‒ Ну что, полегчало? ‒ спросил я после недолгого боя, лёжа на спине под лапами Генриха.

‒ Да, напряжения как не бывало, ‒ ответил запыхавшийся Генрих. ‒ А с тобой не так-то легко справиться. Или я старею?

‒ Всё с тобой нормально,

‒ Кажется, наши едут, ‒ услышал Генрих.

‒ Похоже на то, ‒ прислушался я. ‒ Ну и слух же у тебя! А ты говоришь, стареешь.

‒Да, пока не подводит, но, тем не менее, годы идут. У нас в этом смысле всё как у людей.

‒ Пойдём, сообщим хозяевам радостную весть.

‒ Ты иди, а я зайду к семье. Какое замечательное слово! Семья, ‒ медленно, с наслаждением проговорил Генрих.

У калитки уже стоял автомобиль, из которого выходили мамуля и Катя с большим школьным рюкзаком.

Я подбежал к калитке. Как только она открылась, я встал на задние лапы, передние положил Кате на плечи, лизнул её в нос и, тихонько прикусив подол платьишка, потянул за собой.

‒ Что случилось, Смельчак? ‒ спросила Катя.

‒ Он хочет, чтобы ты пошла с ним, ‒ ответила мамуля.

Мы с Катей побежали во двор, где нас ждали Генрих, Грета и четверо щенков. Почувствовав солнечное тепло, они разнежились и то и дело расползались в разные стороны, не давая покоя счастливым родителям, собиравшим их.

‒ Какие очаровательные овчадоры! ‒ запрыгала умилённая Катя, хлопая в ладоши.

Подошли мамуля и папочка.

‒ Смотрите, какие милые овчадоры, ‒ крикнула им Катя. ‒ Не лабрадоры и не овчарки, а овчадоры.

‒ Выдумщица же ты, Катя, ‒ сказал папочка. ‒ Только у меня предложение, не овчадоры, а лабрачары.

‒ И правда, лучше звучит, ‒ согласилась девочка.

Наступило лето. Лабрачары росли не по дням, а по часам. Ещё вчера ползали и пищали, а сегодня утром пытаются вставать на слабые, дрожащие лапы и тявкают, к обеду делают первые неуверенные шаги тоненькими, заплетающимися и путающимися ножками, к вечеру уже бегают.

Большим удовольствием для меня было тихо ложиться недалеко от места игр лабрачаров и ждать, когда они меня заметят. Когда один из них замечал меня, он оповещал остальных и они, забыв о своих занятиях, с радостным тявканьем со всех ног устремлялись ко мне. Они ползали по мне, лазали, карабкались, скатывались, жевали мои уши, нападали на мой хвост. А я млел от их возни. В особенный восторг они приходили, когда я вставал с ними на спине. Они могли часами кататься на мне.

Родители не одобряли наши игры.

‒ Что ты их балуешь? ‒ говорила мне Грета.

‒ Мы хотим воспитать их серьёзными собаками, ‒ вторил ей Генрих.

‒ Что вы такие буки? ‒ отбивался я. ‒ Вспомните своё детство. Ты, Грета, любила в детстве, когда хозяин чесал тебе живот. А ты, Генрих, любил кататься на льду.

‒ Может, мы и правда слишком строги, Грета? ‒ засомневался Генрих.

‒ Конечно, ‒ отвечал я за сестру. ‒ Дайте им повеселиться сейчас, неизвестно, как сложится их жизнь. Всему своё время. Серьёзность придёт потом.

‒ Ладно, под вашу ответственность, ‒ начала сдаваться Грета. ‒ А если что…

‒ А если что, у них есть гены Генриха, самого серьёзного пса в мире.

‒ Скоро мы начнём их обучать. Сделайте так, чтобы это ваше баловство не отразилось на процессе обучения.

‒ Всё будет хорошо. Помнишь, как мать с нами занималась, а потом играла с нами. И это не сказалось на нашем обучении.

‒ Делу время, потехе час, ‒ подтвердил Генрих.

‒ Вот Генрих уже со мной согласен. К тому же они будут лучше учиться, если наградой за хорошую учёбу будет игра с нами.

‒ Хорошо. Завтра начнём обучение, ‒ согласилась Грета. Только игра - как награда за хорошую учёбу.

Все наши детские проделки лабрачары повторяли в точности, будто когда-то наблюдали за нами-щенками в ожидании прихода в этот мир. Точно так же робко исследовали окрестности, недоверчиво и осторожно обнюхивали всё, что попадало в поле их зрения, пугались шмелей и других насекомых, ходили в сараи, на улицу. Я, Грета и Генрих по очереди сопровождали лабрачаров в их похождениях, отвечая на бесчисленные вопросы.

Образовательный процесс, выстроенный в основном Гретой, тоже очень походил на то, как учила нас мать. Мы с Генрихом вносили свой вклад в обучение лабрачаров.

Как я и ожидал, щенки были прилежными учениками. Они внимательно слушали, не перебивая, задавали умные, дельные вопросы, старательно выполняли самостоятельные задания.

Однажды один из них взобрался на скамейку и громко залаял. Это сразу же подхватили остальные.

‒ Да у него явные повадки лидера, ‒ сел рядом с уже уставшим малышом папочка. ‒ Предлагаю назвать его Грантом.

‒ Тогда остальные будут Бэйли, Тоби и Элли, ‒ в то же мгновение отозвалась Катя, ‒ обожаю эту книгу . ‒ Грант, Бэйли, Тоби, Элли. Мне нравится, и им тоже. С Грантом и Элли понятно, а с Бэйли и Тоби нужно определиться. «Кто из вас хочет носить имя Бэйли?» ‒ обратилась она к двум претендентам.

Оба в радостном возбуждении начали скакать вокруг девочки.

«Оба хотите? Тогда ты будешь Бейли, ‒ повернулась она к светлому, кудрявому щенку, похожему на Грэту, ‒ а ты будешь Тоби, ‒ нарекла она щенка одной масти с Генрихом».

‒ Мне кажется, ‒ вступила в разговор мамуля, ‒ что пора их устраивать в кинологическую школу. После того, как они получат общее образование, я покажу их своим сотрудникам, мы их протестируем и будем обучать на поводырей.

‒ Отличная мысль, мамуль, ‒ обрадовалась Катя. ‒ Тем более, две самые распространённые породы поводырей сошлись.

С этого дня лабрачары стали ходить в школу. Они пришли в восторг, когда увидели новых людей. Мало что изменилось здесь с того времени, когда мы учились, поэтому мы предсказывали лабрачарам, что их ждёт впереди.

Лабрачары учились даже лучше нас. День ото дня они становились всё увереннее в себе.

Пётр восстановил «спортзал», построенный хозяином Григорием, где лабрачары могли повторять пройденный материал.

Когда настал день выпускного, преподаватели собрали всех выпускников и стали выдавать медали и дипломы.

Лабрачары всё больше походили на нас. Словно я вернулся в свое детство и видел себя со стороны.

Прошло несколько дней после окончания лабрачарами школы. Как-то раз мамуля взяла их на работу. Вернулись все очень довольные. Лабрачары прошли первоначальное тестирование и могли приступать к дополнительному образованию. Лабрачары ездили с мамулей каждый день, становясь более серьёзными и осмотрительными,

Мы гордились ими. Каждый раз, когда лабрачары возвращались из школы, мы спрашивали, что нового они делали вместе с инструкторами.

Их учили оценивать обстановку, обходить потенциально опасные участки на маршруте, тренировали им память. Все знания лабрачары «впитывали как губка».

Иногда лабрачарам давали домашнее задание. Катя, решившая «пойти по стопам мамули», как она сама говорила, с удовольствием помогала выполнять им задание. Например, привыкать носить поводырские шлейки, между сухим и мокрым путями выбирать сухой, не ходить под низко висящими препятствиями и турниками, не прыгать и не бегать. Со всеми заданиями лабрачары с лёгкостью справлялись, поэтому выдержали первые экзамены.

Мамуля очень хвалила лабрачаров за успехи и старания. Она сказала, что лабрачары станут настоящими профессионалами, если будут продолжать учиться так же хорошо. Лабрачары реагировали бурной радостью на похвалы мамули и продолжили усердно работать, чтобы стать профессионалами в своём деле.

С течением времени лабрачары стали еще более уверенными в своих способностях. Они были готовы перейти на следующий уровень и обучиться еще более сложным навыкам. Их рабочие дни стали более насыщенными и интересными. На учёбу они отправлялись с большим энтузиазмом и желанием быть полезными.

Катя была очень рада, что принимает участие в обучении лабрачаров, и очень радовалась их успехам. Она решила, что может поделиться своим опытом со своими друзьями и рассказать о том, как важно учить собак оказывать помощь людям с ограниченными возможностями. Эффект был лавинообразным. Друзья Кати рассказали своим друзьям, те ‒ своим, и так далее.

В школе подготовки собак-поводырей решили провести серию открытых уроков, на каждый из которых приходило много зрителей. Некоторые из них решили стать кинологами.

После серии уроков в школе провели ряд практических занятий, а потом было принято решение о расширении деятельности. Здесь будут готовить не только собак-поводырей, но и терапевтов, диагностов, поисковиков, спасателей.

Начну финальную часть своей повести с описания свадебного путешествия Нелли и Максима, в которое, по предложению Нелли, с ними отправился и я тоже. Честно говоря, Максим хотел провести весь отпуск только с Нелли, но, когда она попросила взять меня, Максим согласился, ответив, что это самое меньшее желание Нелли из тех, что он готов исполнить.

В путь мы отправились на автомобиле, который с радостью предоставил нам Пётр, сказав, что на работу может и на автобусе ездить. Максим сдал экзамен на право управления автомобилем сразу после того, как они с Нелли подали заявление о заключении брака.

Молодожены составили маршрут нашего путешествия таким образом, чтобы в течение двух недель объехать несколько городов, не спеша погулять по ним и осмотреть достопримечательности. Третью неделю Максим и Нелли отвели отдыху на море. Ночевать было решено на автокемпингах, в специально купленной палатке.

Итак, взяв всё необходимое, мы отправились в путь. Супруги сидели в передних креслах, любовно переглядываясь и непрерывно что-то рассказывая друг другу. Я, переполненный счастьем за молодых людей и предвкушая славную прогулку, разместился на заднем диване.

Днём мы ехали, два раза ненадолго останавливались, чтобы отдохнуть, подкрепиться и погулять. К вечеру приезжали в очередной город и оставались там на два-три дня, ходили на экскурсии, узнавали историю города. Затем следовали дальше по намеченному маршруту.

Наконец мы добрались до моря.

Солнце, вода, песок, медленные прогулки под луной после жаркого дня… Что ещё нужно немолодому лабрадору?!

Пока молодожёны загорали и переговаривались о чём-то, смеялись, я лежал у их ног на горячем песке, прогревая кости, которые уже начали болеть, впитывал жгучие лучи южного солнца, изредка ходил к воде, недолго плавал и возвращался обратно со стоящей пиками от морской соли шерстью. Кажется, в тот момент я представлял собой - судя по смеху Нелли - довольно забавное зрелище.

За пару дней до отъезда случилось такое происшествие.

Молодые, как обычно, лежали в своих шезлонгах. Я пошёл поплавать. Как только ступил в прохладную воду, я услышал слабый голос, призывающий на помощь. Громко залаяв, я со всех ног кинулся на голос, краем глаза успев заметить, как заволновались люди на берегу. Два человека уже бежали к воде, третий, с жёлтым чемоданчиком, ждал на берегу.

Голос слабел с каждой секундой, так что люди не смогли бы найти тонущего, разве что случайно увидели бы, что было тоже весьма затруднительно, несчастный почти полностью скрылся под водой.

Прибыв на место, я снова подал голос, чтобы все знали, где мы находимся, нырнул, схватил пострадавшего за руку, стараясь как можно меньше навредить зубами, и поплыл к поверхности. Здесь уже ждал катер. Спасатели, затащив женщину в катер, сразу завели двигатель и поплыли к берегу, проводя реанимационные действия. Я отправился к берегу своим ходом, сразу же намного отстав от катера.

Когда я приплыл, на берегу уже квадратом было отгорожено место. На табличке, висевшей на ограде, было написано: «Внимание! Ведутся реанимационные работы. Просьба не мешать».

‒ Чей это пёс? ‒ громко спросил человек, вышедший из «кабинета» и уже успевший немного поговорить с полным лысым мужчиной средних лет, с пышными седыми волосами на висках.

‒ Наш, ‒ ответили подоспевшие Максим и Нелли.

Доктор ушёл и подошёл его собеседник.

‒ Он настоящий герой, ‒ спокойным голосом сказал он. ‒ Спас мою жену. Врачи говорят, ещё немного - и было бы поздно.

‒ Вы будто совсем не переживаете? ‒ спросил Максим.

‒ Переживаю, конечно. Но я не вижу смысла переживать о уже случившимся. Например, когда я узнал, что моя жена попала в такую передрягу, я очень переживал, молился, плакал, просил. Слава Богу, врачи говорят, что жизни жены ничто не угрожает. Теперь я благодарю Его и стараюсь больше не думать об этом происшествии, сейчас я думаю, что делать дальше и больше беспокоюсь о её реабилитации.

‒ Как её имя? ‒ спросила Нелли. ‒ Мы тоже будем молиться о её здравии.

‒ Анна. Теперь вопрос: как же мне вас благодарить?

‒ Благодарите его, мы тут ни при чём, ‒ ответил Максим.

‒ Так не бывает. Собаку воспитывают хозяева.

‒ Мы его не воспитывали.

‒ Как это?

‒ Хозяин умер, пёс прибежал к нам.

‒ Но тем не менее. Вот моя визитка. Будем надеяться, вам не пригодится, но, к сожалению,…

‒ Да, беда приходит откуда не ждёшь, ‒ уже успел прочитать Максим содержимое карточки.

‒ А тебе, друг мой, ‒ довольно легко для своего возраста и телосложения, присел он на корточки и обратил на меня чистый, добрый, немного смеющийся, но серьёзный взгляд, напомнивший мне взгляд хозяина Григория, ‒ я выхлопотаю медаль, ‒ подал он мне руку, в которой могло уместиться три моих лапы. ‒ Надеюсь, мы ещё увидимся?

Мужчина энергично встал, причём очки с толстыми линзами немного подпрыгнули.

‒ Да, мы уезжаем послезавтра, ‒ ответил Максим.

‒ Хорошо. Анна очень любит лабрадоров. У нас тоже есть лабрадор. Наверняка она захочет видеть своего спасителя.

‒ А что он тебе дал? ‒ поинтересовалась Нелли, когда мы шли в гостиницу.

‒ Сама посмотри, ‒ протянул Максим ей карточку.

‒ Данилов Валерий Аркадьевич, НИИ офтальмологии, ‒ медленно прочитала Нелли. ‒ Интересно.

‒ Да… ‒ ответил Максим. ‒ Будто нас к чему-то готовят…

Утро следующего дня ознаменовалось сообщением Валерия Аркадьевича, что его жена пришла в сознание.

‒ Врачи говорят, что произошла асфиксия , но жизненно важные органы не пострадали. Но если бы не ваш смельчак…

‒ Откуда Вы знаете его имя? ‒ удивился Максим.

‒ Имя?

‒ Да, Смельчак – это его кличка.

‒ Смельчак, Смельчак… Где же я мог это слышать? ‒ начал вспоминать Валерий Аркадьевич. Внезапно его лицо озарила улыбка. ‒ А где вы его взяли?

‒ Прибежал к нам, когда мы были на вызове. Я бывший пожарный. А потом мы узнали, что его хозяин умер.

‒ А имя хозяина не знаете?

‒ Благодаря ветеринару, к которому я отвёз его после безуспешных поисков хозяина, я узнал, что его, пять других щенков и мать приводил человек по имени Григорий.

‒ А адрес Григория знаете?

Максим сказал ему адрес.

‒ Это невероятно! ‒ воскликнул Валерий Аркадьевич.

‒ Что вы имеете в виду?

‒ Анна хочет видеть своего спасителя, Она потеряла сознание в тот момент, когда почувствовала прикосновение к руке. Я ей не сказал, кто её спас. Давайте сделаем так: в больницу Смельчака не пустят, я отправлюсь туда один, предупрежу жену о приятной встрече, к вечеру её обещали выписать. Приходите к нам в гостиницу. Там вы расскажете свою историю, а мы – свою.

Вечером мы подошли по данному нам адресу. Нас встретил Валерий Аркадьевич с каким-то загадочным видом и повёл в комнату, где в коляске сидела женщина.

‒ Я ведь знала, что ты меня спас, ‒ расцвела женщина, увидев меня. ‒ Я слышала тебя. Правда, я думала, что это галлюцинация моего умирающего мозга.

‒ Знакомься, Анна, ‒ Смельчак, Максим, Нелли, ‒ представлял нас Валерий Аркадьевич, указывая ладонью. ‒ Смельчака ты уже знаешь.

‒ Очень приятно, ‒ сказала женщина. ‒ Анна Петровна, ‒ представилась она, наглаживая меня с головы до хвоста. ‒ А со Смельчаком не припоминаю…

‒ Как же? Наш друг Григорий…

‒ Да, вспомнила, ‒ вскрикнула удивлённая Анна Петровна.

Максим начал рассказывать историю, которую читатели уже знают. Анна Петровна, велев мне поставить передние лапы себе на колени, обхватила мою голову своими пухлыми, тёплыми ладонями и шептала мне слова благодарности. Я думал, сейчас начнутся слёзы, вздохи. Но жена была под стать мужу. Сдержанно, без лишних эмоций она, положив мою голову себе на грудь, ласкала меня. А я слушал ровный ритм ее сердца и радовался, что это сердце продолжает биться во многом благодаря мне.

‒ Удивительная история, ‒ сказал Валерий Аркадьевич, когда Максим закончил.

‒ Все так говорят, кому я её рассказывал.

‒ Тогда можете рассказать им нашу, как продолжение.

‒ Охотно послушаем, ‒ сказала Нелли.

‒ Григорий – наш хороший друг. Мы живём и работаем в соседнем городе. Были на его похоронах. Замечательный был человек. Царство ему Небесное.

Хорошо знаю его сына. Предприниматель, кандидат экономических наук, доцент кафедры экономики финансово-экономического университета. Очень энергичный и деятельный человек.

‒ Да, он нам продал дом с формулировкой ‒ «чтобы избавиться от лишних забот»

‒ У него везде так. Он очень рациональный и минималистичный. Берёт только то, что ему необходимо, А всё, что сверх этого, он жертвует на благотворительность.

‒ Надо же! Таких людей всё меньше, ‒ удивилась Нелли.

‒ Вернёмся к нашим собакам. Сын Григория не любит собак. Возможно, Смельчак с матерью, кстати, её звали Эльза, сбежали, когда Александр решил сдать их в приют. С матерью что-то случилось, а он приблудился к вам.

‒ Так всё и было? ‒ обратился ко мне Максим, внимательно следившим за разговором.

‒ А у нас с Анной нет детей, ‒ продолжал Валерий Аркадьевич, не дожидаясь моего ответа, ‒ а так хочется о ком-то заботиться, слышать топот маленьких ножек… Поэтому мы взяли щенка у Григория.

‒ Ух ты! Неожиданно, ‒ удивился Максим. ‒ Выходит, они со Смельчаком братья.

‒ Очевидно, да. Его зовут Багги. Они одного возраста со Смельчаком.

‒ Ты понял? Твой брат нашёлся, ‒ повернулся ко мне Максим.

Я понял, что произошло что-то очень приятное, связанное со мной. Но, естественно, я не мог в точности понять человеческого языка.

‒ Думаю, Нелли поддержит меня в том, что я сейчас скажу. Мы с Нелли - молодожёны, и нам очень хотелось бы иметь ребёнка. Предлагаю вам стать крёстными нашему ребёнку.

‒ Отличная мысль, Максим, ‒ подтвердила Нелли.

‒ Какое счастье нам на старости лет! ‒ не сдержала на этот раз слёз Анна Петровна. ‒ Неужели это правда?

‒ Конечно, мы действительно предлагаем вам стать крёстными.

‒ Одна беда ‒ староваты мы, ‒ ответила Анна Петровна. ‒ Да и вера наша не вполне крепка.

‒ Может, вам лучше поискать в храме, куда вы ходите, кого-то помоложе? ‒ предложил Валерий Аркадьевич.

‒ Есть в храме диакон отец Димитрий, мы с ним в дружеских отношениях, ‒ подумав, сказала Нелли.

‒ Вот и замечательно. А с ребёнком мы будем приезжать иногда нянчиться, если вы не против, ‒ предложила Анна Петровна. ‒ Будем ему вроде деда с бабкой.

‒ Да, примем как своего, ‒ подтвердил Валерий Аркадьевич.

‒ Это было бы весьма кстати, ‒ ответил Максим.

‒ Мы можем перебраться к вам поближе, ‒ сказал Валерий Аркадьевич, ‒ Наш Багги очень дружелюбен. С ним ребёнку будет интересно.

‒ Да, как и все лабрадоры. Смельчак, Грета, Генрих, лабрачары…

‒ Лабрачары?

‒ Это наша маленькая соседка Катя придумала. У Греты и Генриха четверо щенков.

‒ Ловко. Не овчарки и не лабрадоры, ‒ засмеялись Анна Петровна и Валерий Аркадьевич.

‒ Анна Петровна, я хочу посоветовать вам своего реабилитолога. Это не совсем его профиль. Но он работает в крупном реабилитационном центре. Может, он посоветует кого-то подходящего, ‒ сказал Максим.

‒ Благодарю,‒ ответила Анна Петровна

Максим и Нелли встали:

‒ Время позднее, завтра в далёкий путь, ‒ сказал Максим. ‒ Пойдем, Смельчак.

Я, поклонившись, отправился за хозяевами.

Ещё раз благодарим вас за всё, ‒ пожал руку Максима Валерий Аркадьевич.

‒ Какие хорошие люди, ‒ сказала Нелли, когда мы вышли из гостиницы. ‒ Уверена, мы не пожалеем, если вместе будем воспитывать нашего будущего ребёнка.

‒ Или детей, ‒ улыбнулся Максим.

Я был так рад возвращению, что, когда Нелли открыла дверцу автомобиля, как ужаленный помчался к дому. Я до замирания сердца соскучился по лабрачарам и остальным. Я знал, что лабрачары с родителями любят собираться во дворе соседнего дома, поэтому, окинув взглядом наш дом, направился к соседнему. Но, увы, никого не нашёл.

Обеспокоенный, я поскребся в дверь, подал голос, обежал оба дома и вернулся к Максиму и Нелли, которые, гремя ключами, открывали входную дверь в дом.

‒ Похоже, никого нет, ‒ заметил Максим, обойдя комнаты.‒ Интересно, где же все?

‒ Смотрите, ‒ указала Нелли на бумажку, лежащую на столе,‒ записка: «Мы в ветеринарной больнице, проблемы с Генрихом».

‒ Что же случилось? ‒ заволновался Максим. ‒ Я еду.

‒ Куда?

‒ К ним.

‒ Ты же не знаешь, где они.

‒ Можно поехать в ветклинику.

‒ А можно позвонить Петру.

‒ Умница ты моя. Совсем соображать перестал с этими нервами.

Когда Максим выяснил, где находятся Пётр с Генрихом, Нелли сказала:

‒ Я тоже поеду. Смельчака и спрашивать не стоит.

Мы снова вышли из дома, сели в машину и отправились в больницу, которая оказалась в соседнем доме с клиникой.

Генрих лежал под капельницей с закрытыми глазами. Рядом с ним в задумчивости сидел Пётр, положив на бок Генриха руку, которая иногда, будто сама по себе, нервно двигалась по его шерсти.

‒ Что с тобой Генрих? ‒ спросил я, поставив передние лапы на кушетку, где лежал Генрих.

‒ О, Смельчак? ‒ узнал Генрих, не открывая глаз. ‒ Плохо… Больно… Кажется, кончается моё время.

‒ Но как же так, Генрих?

‒ Ничего, ничего. Это естественно. Закон жизни. На место ушедшего приходят новые. Так было и будет всегда. Спасибо тебе, Смельчак.

‒ За что?

‒ Ты изменил мою жизнь. Помог победить воспоминания детства. Излечить травму.

‒ Это не я. Это …

‒ Тот самый Некто?

‒ Да, всё началось с того, что Он меня привёл на пожар.

‒ Тогда, спасибо Ему, ‒ говорил слабеющим голосом Генрих. ‒ Смельчак, у меня отказало зрение, я почти не чувствую задних лап.

Когда Генриха освободили от капельницы, он попытался встать, но задние ноги не повиновались. Хвост тоже висел.

«О, друг, давай-ка я тебя понесу», ‒ сказал Максим.

‒ Не беда, ‒ сказал мне Генрих, ‒ они мне больше не понадобятся.

Уже в машине Генрих попросил меня рассказать о путешествии:

‒ Ничего особенного.

‒ Но тем не менее. Это меня успокоит, ‒ тихо сказал Генрих.

‒ Пришлось поработать спасателем на воде.

‒ Как это? ‒ спросил Генрих едва слышно.

И я поведал ему про то, как спас тонущую женщину, и про наше с ней знакомство.

‒ Горжусь, что ты был моим другом. Удачи тебе.

‒ И тебе, ‒ ответил я.

Генрих глубоко вздохнул и заснул. Заснул непробудным, бездыханным сном. Он говорил: «Смотри в завтрашний день без страха, и он не будет страшным, будь благодарен сегодняшнему дню, и завтрашний тебя отблагодарит».

Вот и сейчас Генрих лежал уверенный, бесстрашный, устремлённый в будущее.

Я искренне верил в то, о чём он говорил той ночью, когда дождь барабанил по крыше дома, мешая спать, а молнии освещали весь дом, мучая Генриха.

Надеюсь, Генрих встретился со своей семьёй и теми сердобольными стариками, которые подкармливали его, даже иногда пускали переночевать в свой дом.

«До свидания, друг», ‒ сказал я, и мне показалось, что луч света на секунду упал ему на нос. На небе скопились свинцовые тучи, заслонившие солнце. Пошёл дождь.

Генрих ушёл, тихо закрыв за собой дверь, как уходят собаки, не привлекая к себе внимания. Я был единственным свидетелем его ухода.

Все, конечно, опечалились уходом Генриха. Лабрачары, никогда прежде не видевшие смерти, плакали и скулили, наблюдая за тем, как она забирает отца, ощущая её зловещее дыхание, тоскуя так же, как я, когда увидел смерть матери. Из дома выбежала Катя, извещённая Петром о произошедшем. Она, заливаясь слезами, обхватила неподвижное тело Генриха, что-то ему прошептала и бросилась обратно. Я, чувствуя, что Кате понадобится помощь, последовал за ней. Грета успокаивала лабрачаров. Дождь закончился, тучи разошлись, наш двор снова залил мягкий свет августовского солнца, на небе появилась радуга, но никто её не заметил.

Папочка хотел отправиться за нами, но мамуля его остановила:

‒ Не стоит, Алексей. Кате нужно побыть одной. Смельчак поможет ей справиться с горем.

‒ Но я же её отец. Я обязан поддержать дочь.

‒ Не сейчас, ‒ покачала головой мамуля. ‒ Ей нужно справиться со своими мыслями. А потом мы оба с ней поговорим. Вспомни себя, когда умер твой любимый кот.

‒ Ох, не говори, Надя. Мне было лет десять. Два дня я никого к себе не подпускал в радиусе метра. Потом дед нашёл ко мне подход. Но Катя - девочка разумная, и у неё есть Смельчак, так что, я думаю, стадия принятия продлится максимум до конца дня.

‒ А что мы будем делать с Генрихом? ‒ спросил Пётр.

‒ Я думаю, ‒ вступила в разговор Нелли, ‒ Катя будет рада, если мы устроим церемонию прощания с Генрихом, похороним его как друга.

‒ Поддерживаю, ‒ сказал Максим. ‒ Только где же мы его захороним? ‒ взглянул он на Генриха, которого можно было принять за спящего, если бы не отсутствие дыхания.

‒ А это пусть решит сама Катя, ‒ ответила Нелли. ‒ И мы все должны сказать несколько слов над могилой Генриха.

Тем временем мы с Катей зашли в её комнату. Она закрыла дверь на замок и села на кровать, подперев кулаком подбородок. Я никогда здесь не был и сразу принялся всё изучать.

На письменном столе, находившемся справа от окна, стояли подставки с многочисленными карандашами, фломастерами, ручками для письма, кисточками для рисования, ластиками. Посередине стола лежала раскрытая книга, а над ним висели большая карта мира и книжная полка, на которой, помимо книг, красовались фотографии: мои, Генриха, Греты и лабрачаров.

Напротив стола стоял шкаф для одежды. Рядом со шкафом - небольшой журнальный столик и удобное мягкое кресло.

У противоположенной стены, рядом с письменным столом, расположился узкий шкаф, на полках которого громоздились книги, перемежавшиеся со старыми мягкими игрушками Кати. На нижней полке стояли игрушки лабрачаров: поролоновый потрёпанный волк, которому Бзйли отгрыз ухо, любимый Грантом резиновый мячик, который Катя бросала во дворе, и Грант искал его, деловито всё обнюхивая.

И, наконец, сама кровать, на которой неподвижно, в задумчивости, сидела Катя.

Катя плакала. Я пошёл и положил ей голову на колени. Солёные капли стали капать на меня. Катя взяла мою голову обеими руками и несколько секунд мы неотрывно глядели в глаза друг друга. У неё были очень красивые глаза. Тёмно-синие, с зеленоватым отливом, как мне казалось, ведь наше цветовое зрение отличается от человеческого. Я чувствовал тот же нарастающий восторг, что был у меня, когда я заглядывал в глаза хозяина Григория.

«Смельчак, скажи, что мы будем делать без Генриха? ‒ спросила Катя.

«Генрих говорил, что жизнь иногда даёт нам пощёчины, сбивает с ног, но она делает это любя, стараясь сделать нас сильнее, и вознаграждает, если мы встаём и идём дальше», ‒ сказал я ей взглядом, и она, кажется, поняла меня.

«Да, ты прав, ‒ прочитал я в ее глазах. ‒ Генриху бы не понравилось моё поведение». Она прижала мою голову к своей груди.

Успокоившись, она встала и подошла к письменному столу. Сев за него, Катя взяла бумагу, фломастер и, высунув от усердия кончик языка, начала выводить слова. Я уселся рядом с ней. Когда работа была закончена, Катя повернулась ко мне и зачитала:

Здесь покоится пес Генрих, умный и надежный друг.

Он был верным спутником, которого мы любили и ценили.

Он подарил миру четверых очаровательных щенков,

И в каждом из них есть частичка нашего любимого Генриха.

«Нравится? ‒ спросила она».

Я кивнул, и мы вышли из комнаты и спустились вниз, увидев всех в просторной гостиной. Странно, бывают такие обстоятельства, что люди и собаки понимают друг друга, как будто говорят на одном языке, и ничто не мешает этому пониманию.

‒ А вот и наша принцесса! ‒ обрадовался папочка.

‒ Прекрати, пап, мне уже не пять лет.

‒ Простите, ваше величество, ‒ театрально поклонился папочка.

‒ Ну, правда, пап, не смешно.

‒ Подростки… ‒ вздохнул папочка.

‒ Я уже не та наивная девочка, которую ты знал раньше.

Мамуля положила свою руку на руку папочки.

‒ Вы правы, ‒ согласился папочка. ‒ Катя уже совсем взрослая.

‒ Катя, мы тут разговариваем о Генрихе, ‒ вступила в разговор мамуля. ‒ Как ты относишься к тому, чтобы вечером его похоронить?

Губы Кати чуть дрогнули, она часто заморгала, стараясь не показать слёз, я почувствовал волну печали, исходившую от неё.

‒ Было бы здорово, ‒ сказала Катя срывающимся голосом. Она сделала усилие, чтобы не расплакаться. ‒ Дядь Петь, мне нужна небольшая дощечка.

‒ Дощечка? Для чего?

‒ Я написала Генриху эпи… эпи..

‒ Эпитафию, ‒ подсказал Максим.

‒ Да. И ещё нужна фотография Генриха.

‒ Иди к нам. Сейчас Максим и Нелли расскажут историю их путешествия. А потом вместе сделаем табличку и подберём фото, ‒ пообещал Пётр.

Нелли начала рассказ.

Тут вбежала Грета.

‒ Мне нужна твоя помощь, ‒ сказала Грета.

‒ Что случилось? ‒ обеспокоился я.

‒ Щенки в панике.

‒ Тогда пошли скорее к ним, ‒ поспешил я.

‒ Куда это они? ‒ удивилась Катя.

‒ Думаю, они сами разберутся, ‒ ответил Максим.

Пока Нелли и Максим рассказывали историю, которую мы уже знаем, Грета привела меня к шалашу.

‒ Я с ними поговорю, ‒ сказал я перед входом.

‒ Попробуй, ‒ согласилась Грета.

Мы вошли. Я увидел четверых щенков, лежащих рядком в каком-то оцепенении.

Я улёгся напротив них и начал свой рассказ.

‒ Ваш отец был мудрым псом, ‒ начал я. ‒ Он говорил, что смерть - неотъемлемая составляющая жизни, никому не удастся её избежать. Бояться смерти - значит портить себе жизнь. Он и не боялся. Тем более… Грета бросила на меня укоряющий взгляд.

‒ Что тем более? ‒ заинтересовались лабрачары.

‒ Не скажу.

‒ Мы у мамы спросим.

Мы с Гретой переглянулись.

‒ Она не знает, ‒ соврал я.

‒ Он один родился? ‒ спросил Грант.

‒ Да, у людей же такое бывает, ‒ опять соврал я, уже жалея о своей выходке.

‒ А что случилось с его мамой, ‒ спросила Элли.

‒ Хозяин отдал вашего отца другим людям.

‒А как вы с ним познакомились? ‒ к моему облегчению перевела разговор Элли.

‒ После того как умер наш хозяин, ‒ решил я больше не лгать, ‒ нас с матерью отвезли в приют, откуда мы сбежали.

‒ Вы двое родились? Ты и наша мама, ‒ спросил Бэйли.

‒ Нас было шестеро. Хозяин раздал всех моих братьев и сестер другим людям.

‒ Нас тоже раздадут? ‒ обеспокоилась Элли.

‒ Возможно. Это воля людей. Основная задача хорошей собаки - выполнять их волю.

‒ Так как же ты встретился с нашим отцом? ‒ подал голос Тоби.

‒ Я наткнулся на его хозяев. Они оставили меня. Мы с вашим отцом стали лучшими друзьями.

‒ А что случилось с твоей мамой? ‒ задала Элли вопрос, который, я наделся, не прозвучит.

‒ Она умерла.

‒ Как наш папа?

‒ Почти, ‒ неохотно ответил я. ‒ Я был раздавлен горем. Не знаю, сколько времени я бродил в таком состоянии, пока не встретил хозяев вашего отца. А теперь я вам кое-что принесу.

Я вышел из шалаша и побежал туда, где Генрих закопал свой старый ошейник.

Выкопав ошейник и закопав образовавшуюся ямку, я направился обратно к шалашу.

Во время моего отсутствия Грета и лабрачары вышли из своего убежища.

Увидев меня, лабрачары с радостным, звонким лаем устремились ко мне.

Понимая, что сейчас будет, я отложил ошейник, и в следующее мгновение щенки налетели на меня. Завязалась короткая борьба, из которой они вышли победителями, хотя я ничуть не поддавался. Обладая силой овчарки, они вчетвером могли победить любого взрослого лабрадора.

‒ Такое впечатление, что у нас собак больше, чем людей, ‒ сел Пётр рядом с Катей, глядевшей на наш бой.

‒ Поровну, не считая Генриха, ‒ печально улыбнулась девочка. ‒ Шестеро людей и шестеро собак. Если приедут те люди, о которых говорил дядя Максим, с братом Смельчака и Греты, будет семь собак и восемь людей. Дядь Петь, как вы думаете, что происходит с собаками после их смерти?

‒ Не знаю. Некоторые говорят, что их души переселяются на радугу. По- моему, это глупость.

‒ Конечно, глупость. В Библии написано, что бессмертны только души людей. Но ведь Господь любит людей, а мы любим собак. Не может же Он разлучить нас?

‒ Наверное.

‒ В книге Бытия написано, что Бог привёл к Адаму и Еве всех зверей, созданных прежде людей, и повелел дать им имена, поручив их нам. Значит, они были там с нами и должны вернуться туда с нами. Правильно?

‒ Ох, не силён я в этих делах.

Вышла мамуля и позвала обедать.

‒ Здорово ты их расшевелил, ‒ сказала мне Грета, глядя как лабрачары радостно бегут за Катей к дому.

‒ Да, только, наверное, они теперь будут атаковывать нас вопросами.

‒ А, может, забудут? ‒ встала Грета и медленно пошла в сторону дома.

‒ Не думаю, ‒ последовал я за ней. ‒ Вспомни, какой ты была дознайкой.

‒ Да, не успокоюсь, пока не узнаю в чём дело, ‒ ответила Грета. ‒ Если они будут приставать с вопросами, думаю, надо им рассказать правду. Они уже достаточно взрослые.

‒ Грета, хочу тебе признаться. Это была не случайная оговорка.

‒ Я знаю. Все твои мысли можно прочитать у тебя в глазах, да и щенки, мне кажется, тебе не поверили.

За обедом я заметил, что у Нелли появился небольшой живот, который день ото дня становился больше. Я догадался, что это значит, потому что видел подобное у Греты, и не стал обращать на это внимание людей. Я никогда не видел новорождённых детей, и мне было очень интересно пообщаться с ними. Я понимал, что у людей все процессы протекают медленнее, чем у собак, а значит, надо запастись терпением. Грета тоже заметила изменение и сказала мне, что видела это у одной женщины на прежнем месте жительства. Длится это намного дольше, чем у собак.

‒ Дядь Петь, а что же произошло с Генрихом? ‒ спросила Катя, с аппетитом поедая куриные отбивные с картофельным пюре и запивая томатным соком.

‒ Ветеринарный хирург сказал, что это его старая травма. Там образовался какой-то тромб в кровеносном сосуде. Он говорил много профессиональных терминов, но это я понял.

‒ А что с лабрачарами? ‒ спросил Максим, энергично разрезая свой кусок отбивной. ‒ Как идет их обучение?

‒ Об этом лучше расскажет Катя, ‒ сказал Пётр. ‒ Она сама работает с ними?

‒ Лабрачары очень хорошо учатся, ‒ увлеченно начала Катя. ‒ У них отличная память, они сообразительны, в меру активны, могут постоять за себя и за хозяина. Правда, когда дело дошло до обучения в городе, выяснилось, что Тоби и Элли пугаются резких звуков и отвлекаются на посторонние движения. Зато Грант и Бэйли непоколебимы. Они полностью сосредотачиваются на работе и ни на что не обращают внимания.

‒ Но наша школа расширяется,‒ продолжила рассказ мамуля. ‒ Скоро откроем розыскное отделение, затем отделения диагностов, терапевтов и спасателей. Попробуем Тоби и Элли в этих специальностях.

‒ Тогда Смельчак будет инструктором по спасению на воде, ‒ засмеялась Нелли.

‒ Или на пожаре, ‒ подтвердил Максим. ‒ Или в терапевтическом отделении.

‒ Похоже, ты у нас будешь профессором на трёх кафедрах, ‒ почесала меня за ухом Катя. ‒ Жаль Генриха нет, он был бы преподавателем розыскных работ.

‒ Это всё только на этапе планирования, ‒ продолжала мамуля. ‒ А пока мы строим новые площадки для тренировки собак и набираем персонал.

‒ У нас с Катей тоже есть новости, ‒ сказал Пётр. ‒ Максим, помнишь Родиона?

‒ Конечно. Я ещё ему предложил помощь, когда он выйдет из детдома.

‒ За несколько дней до того, как вы вернулись из отпуска, он мне позвонил. Он выпустился из детдома и не знает, что делать дальше. Я пообещал ему, что посоветуюсь с тобой сразу после твоего возвращения.

‒ Хорошо. Вечером ему позвоню.

‒ Катя, продолжай, ‒ передал эстафету Пётр.

‒ Мой одноклассник Коля рассказал мне о пожаре, случившимся у них пару лет назад, и о замечательном псе по имени Смельчак, который повредил лапу, спасая его.

‒ Надо же! ‒ удивился Максим.

‒ Я ему сказала, что мы со Смельчаком теперь соседи и у нас есть четверо очаровательных щенков. И он сказал, что с удовольствием взял бы одного.

‒ Да, конечно, пусть приезжает, ‒ ответил Максим.

‒ Здорово, сейчас же ему и позвоню, ‒ побежала Катя в свою комнату.

‒ А я тогда пойду позвоню Родиону, ‒ встал Максим.

На следующий день мы принимали гостей. Катя и мамуля нас хорошенько выкупали, расчесали. Максим и Нелли повесили нам наши медали, достали дипломы, после чего мы все, пять человек и шесть собак, (папочка опять ушёл в свою комнату с «невидимками», откуда доносилось несколько голосов) сели в беседке перед домом и стали ждать. Люди непринуждённо о чём-то беседовали, а мы с Гретой наставляли лабрачаров слушаться новых хозяев и быть хорошими собаками. Лабрачары, нервно позёвывая, внимательно слушали нас.

Первым пришёл Родион. Я был так рад видеть старого знакомого, что сразу же бросился к нему.

«Здравствуй, дружище», ‒ обратился Родион ко мне, присев на корточки и потрепав по загривку.

‒ Здравствуй, Родион, ‒ подошли Пётр и Максим.

Родион встал и пожал им руки:

‒ Спасибо, что помог стать человеком, Максим. И вам обоим, что не стали сообщать о происшествии. И, конечно же, собакам, что не дали совершить роковой поступок. Кстати, а где второй?

‒ Пойдём, со всеми познакомлю, ‒ сказал Максим. ‒ А потом покажем.

‒ Понятно... Хорошо. Пойдём

‒ Моя жена Нелли, Катя, Надежда - мама Кати.

‒ Очень приятно. Родион.

‒ А это Грета, Грант, Тоби, Бэйли и Элли, ‒ представила нас Катя.

‒ Это как в книге Брюса Кэмерона?

‒ Да, люблю эту книгу.

‒ Я тоже. Я прочитал все его книги про собак, которые переведены на русский язык. А эту книгу три раза читал. Мне особенно нравится момент, когда Элли вспоминает, как Итан играл в «спаси меня» на озере, и спасает мальчика в водосточном канале. Книги «Путь домой», «Путешествие хорошего пса» великолепны.

‒ Любишь собак? ‒ продолжала Катя.

‒ Очень. И они меня любят. В детдоме никто никому не нужен. Недалеко от нашего детдома жила семья немецких овчарок. Я любил к ним бегать. У нас было полное взаимопонимание. Потом они пропали. Щенки были похожи на ваших.

‒ Это метисы немецкой овчарки и лабрадора, ‒ подтвердила Катя. ‒ Наша Грета с Генрихом…

‒ Я помню Генриха. Они со Смельчаком здорово меня встряхнули. Может быть, это был один из тех, к которым я бегал из детдома.

Затем Родион рассказал историю нашего знакомства. Катя поведала о том, как они с родителями переехали сюда, упомянула про то, что мы с Гретой - брат и сестра, о союзе Греты и Генриха, Пётр рассказал, как они встретили меня, Максим о происшествии на море.

‒ Вот это да! Впору книгу писать.

‒ Родион, а вы хотели бы работать с собаками? ‒ вступила в разговор мамуля.

‒ Да, конечно.

‒ Я работаю школе подготовки собак-поводырей, ‒ сказала мамуля, ‒ мы расширяем нашу деятельность. Нам нужны молодые люди, понимающие собак.

‒ Буду счастлив.

‒ У нас будет 5 отделений: отделение подготовки собак-поводырей, диагностов и терапевтов, розыскников, спасателей, общее начальное образование. Кроме того, мы будем обучать людей для работы с собаками по этим направлениям.

‒ Здорово.

‒ Я поговорю с начальством, боюсь дать вам ложную надежду, но, возможно, мы возьмём вас на работу.

‒ Благодарю. Это было бы весьма кстати. С детдомовским прошлым трудно найти работу. Наверное, все думают, что детдомовцы - воры и разгильдяи. Собственно, так и получилось бы, если бы не Смельчак, Генрих, Максим и Пётр.

‒ Родион, а как у вас с жильём? ‒ спросила Нелли.

‒ С жильём более-менее. Мне дали небольшую квартирку, конечно, не шикарную, но я многого не требую. Всё равно, я там только ночую. Приходится бегать по городу в поисках «куска хлеба», ‒ встал из-за стола Родион. ‒ Можно мне поиграть со щенками?

‒ Конечно, ‒ встала Катя. ‒ Я пойду с тобой. Мы их называем лабрачары.

‒ Не овчарки и не лабрадоры, ‒ рассмеялся Родион. ‒ Это как в книге «Путешествие хорошего пса».

‒ Именно.

Пока Родион знакомился с Гретой и лабрачарами, подъехали Коля с родителями.

Я поприветствовал Колю и вернулся к лабрачарам, гости сели за стол. Через несколько минут Коля присоединился к нашим весёлым играм. Лабрачары были в восторге.

Я прикатил мяч, Грета принесла летающую тарелку.

Лабрачары, наталкиваясь друг на друга, гонялись сначала за мячом, затем пытались поймать летающую тарелку. Шумели лабрачары, казалось, больше, чем мы вшестером после окончания школы.

К вечеру приехала другая машина. Из неё вышли люди, с которыми мы познакомились на море, и наш с Гретой брат. Повторилось почти то же самое, что при нашей встрече с Гретой.

‒ Я подумал, что по почте отправлять такую награду некрасиво и Багги будет приятно встретиться с братом и сестрой, ‒ сразу, выходя из машины, начал Валерий Аркадьевич.

‒ И ради этого вы приехали из другого города? ‒ спросил Максим.

‒ Да тут всего двести километров, ‒ ответила Анна Петровна. ‒ Как здесь уютно! Кстати, мы с Валерием видели, что на вашей улице дом продается.

‒ Правда? А мы и не знали, ‒ удивилась Нелли.

‒ Подумываем, а не перебраться ли сюда, ‒ сказал Валерий Аркадьевич. ‒ Хватит работать, пора на пенсию уходить.

Прошло два года. Много хорошего произошло за это время.

В школе построили новые площадки для обучения, набрали сотрудников. Теперь школа подготовки собак-поводырей официально стала Центром подготовки рабочих собак.

Родион после недолгого обучения более опытными сотрудниками Центра стал преподавателем на отделении подготовки собак-поисковиков вместе с Катей. Мамуля продолжала работать в отделении обучения собак-поводырей. Я учил молодняк спасательскому мастерству и передавал свой опыт в отделении подготовки терапевтов, вспоминая работу с хозяевами Григорием и Максимом. Багги и Грета помогали людям в общей начальной подготовке щенков.

Грант и Бэйли стали первоклассными поводырями. Теперь они сами в ожидании заявителей давали советы подрастающим поводырям. Тоби нашёл себя в спасателях на воде, чему я был очень рад, а Элли хорошо проявила себя в поисковом деле, я думаю, к особенной радости своего отца.

Валерий Аркадьевич и Анна Петровна уехали, оставив у нас Багги, с которым мы с Гретой проводили много времени, улегшись в саду под раскидистой яблоней, рассказывали друг другу о своей жизни. Багги рассказал, что хозяина почти никогда не бывает дома, приезжает только на ночь. Хозяйка, наоборот, всё время дома. Они каждый день очень подолгу гуляют. Когда Багги был моложе, они с хозяйкой часто ездили на тренировки и выставки. У него много наград и дипломов. Иногда к нам присоединялись лабрачары. Они с интересом слушали наши рассказы.

Кстати, лабрачары остались у нас все. Коля хотел взять Элли, но выяснилось, что у его мамы аллергия на шерсть собак. Но Коля с родителями часто приезжали. Мама Коли и Нелли долго сидели у нас на веранде или неспешно гуляли по улице. Коля и его папа играли с лабрачарами.

Родион и Катя подружились. Они вместе работали с собаками в Центре, и у них всегда было хорошее настроение. Проходя мимо них, я чувствовал смесь волнения и восторга, исходящую от них. Очевидно, им нравилось проводить время друг с другом. Кроме работы, Родион почти всё время проводил у нас, уходя только на ночь. Его любимцем был Тоби, такой же энергичный, непоседливый и немного рассеянный, как и он сам.

Через некоторое время вернулись Валерий Аркадьевич и Анна Петровна. Они купили дом недалеко от нас. Теперь Анна Петровна каждый день приходила и помогала Нелли, у которой был уже большой и тяжёлый живот, вести дела по хозяйству.

Анна Петровна готовила фантастически вкусную еду. Мне особенно нравились печёночные оладьи, которые она часто пекла. Мне их давали очень редко. Я съедал два-три. Анна Петровна клала их мне в миску, которую всегда тщательно мыла, так что можно было увидеть своё отражение. Ещё я любил охлаждённое мясо, ошпаренное в кипятке, и сухой корм, привозимый Петром из города. Лабрачары предпочитали рыбу, фрукты и овощи. Багги и Грета были более склонны к крупам и кашам.

Максим, Пётр и Валерий Аркадьевич в каком-то радостном предвкушении мастерили что-то во дворе, часто глядя в бумаги и непрерывно что-то обсуждая.

Однажды Нелли закричала от боли, взявшись за свой большой живот. Я в это время лежал в ногах у Нелли, пока она, сидя на диване, читала книгу. Я так испугался, что опрометью кинулся за Максимом. Максим сразу всё понял и побежал за мной, на ходу позвав Петра.

Пётр с Максимом взяли Нелли под руки. Они посадили ее на задний диван автомобиля, Максим обежал его и сел рядом. Пётр сел за руль, машина резко дала задний ход, вырулила на дорогу, с глухим стуком переключилась передача, засвистели шины - и машина быстро скрылась за поворотом.

К вечеру Пётр вернулся без Максима и Нелли.

Я рассказал Грете о произошедшем с Нелли. Она ответила, что наблюдала такую историю с одной женщиной. Её увезли с таким же животом. Через несколько дней она приехала без живота, но со свёртком в руках.

Как и говорила Грета, через несколько дней Пётр привёз Максима и Нелли. Только свёрток у них был не один, а два. Мы все, люди и собаки, собрались на площадке у гаража в радостном волнении, ожидая появления машины.

Подъехала машина, из неё вышел Пётр. С загадочным видом он обошёл её и, сделав нам знак не шуметь, открыл дверцу.

Все стали поздравлять Нелли и Максима. Украдкой отвечая на поздравления, молодые родители направились к дому, где для детей была обустроена комната на втором этаже. Все последовали за ними. Когда Максим и Нелли нежно положили спящих детей (это были мальчик и девочка - Светлана и Михаил), их позвали на небольшой праздник.

Я заглянул в кроватки, То, что я увидел, не подлежит описанию. Это были милейшие существа. А запах был просто восхитителен. Он напомнил мне тот запах, который я чувствовал, когда кормила нас мать. Ещё в этом запахе было что-то цветочное и очень знакомое.

Поражённый увиденным, я вышел из комнаты.

Первые несколько недель малыши почти всё время спали. Каждый день Максим и Нелли клали их в коляски и подолгу гуляли, покачивая.

Малыши требовали постоянного внимания. Иногда невозможно было понять, что им нужно. Родители ломали головы, предлагая разные игрушки, проверяя пелёнки. Когда ничего не помогало, звали меня, Грету, или кого-то из лабрачаров. Тогда малыши переставали плакать, успокаивались, тянулись к нам. Когда дети просыпались ночью, Максим сам вставал к ним, позволяя Нелли лишь покормить их, Иногда родители вынимали детей из кроваток и подносили их к нам.

Дети, что-то лопоча, щупали нас, довольно неприятно цеплялись маленькими пальчиками за нашу шерсть. Иногда среди этого лепета раздавались похожие на щенячьи звуки. Мы тихо на них отвечали, вызывая смех у родителей.

Когда дети начали ползать, они вели себя так же, как новорожденные щенки Греты и Генриха. Малыши ползали по мне, дёргали за уши и хвост. То же самое они делали с Гретой и лабрачарами. Максим и Нелли даже немного ревновали, когда малыши ползли к собакам, а не к ним.

Мы играли, малышам нравилось проводить время с собаками. Они приходили в восторг, когда мы лизали им лица. Максим был недоволен и ворчал. Нелли не видела в этом ничего плохого, Она говорила, что у собак в слюне есть антисептические бактерии, полезные, в том числе и для иммунитета.

Слюна собаки способна предотвратить заражение крови. Нелли даже примеры привела:

В 2004 году в Великобритании собака по кличке Пэтси облизывала рану на ноге своей хозяйки несколько дней подряд. Это помогло очистить рану и предотвратить развитие заражения крови, врачи сообщили, что слюна собаки оказала «очищающий эффект».

В 2011 году в США 6-летняя девочка упала с велосипеда и получила глубокую рану. Ее собака также несколько дней облизывала эту рану, не давая ей инфицироваться. Врачи подтвердили, что слюна помогла остановить кровотечение и предотвратить нагноение.

В 2013 году 82-летняя женщина из Австралии упала в саду и поранила ногу. Ее собака лизала рану, что в итоге предотвратило развитие гангрены у пожилой женщины.

Вернёмся к малышам. Вы ни за что не догадаетесь, какое первое слово сказал Миша. Это слово «Чак», и Света начала его тоже повторять. Через несколько минут оба уже очень хорошо «чакали». Пришёл Валерий Аркадьевич и стал учить их говорить. Малыши проявили недюжинные лингвистические способности, и уже скоро они говорили простыми предложениями.

Когда Миша и Света начали пробовать вставать на ноги и ходить, мы с Гретой подползали к ним, малыши обхватывали нас, и мы вместе делали несколько шагов, после чего в награду за проделанную работу позволяли им кататься верхом на наших спинах.

К концу этого года пришла моя очередь «петь последнюю песню», как говорили предки. Ещё несколько дней назад я почувствовал сильный металлический запах в носу и в пасти. Такой же запах был у хозяина Григория незадолго до его смерти.

На улице похолодало. С неба посыпались белые, холодные хлопья. Затянула свою унылую песню метель, будто зовя меня. Я ясно и чётко вспомнил всё с самого начала. Вспомнил глаза матери, когда я видел её в первый раз, вкус хлопьев снега, тающих на языке…

Я будто увидел всю свою жизнь со стороны. От начала и до конца.

Что ж… пора переходить к эпилогу.